с тётями, – раздражал меня до невозможности. Было в нём что-то такое наносное и неискреннее. Не хочу обвинять человека в лицемерии, может, дело просто в излишнем нарциссизме.
– Здравствуй, сын! Мне сказали, что тебе уже лучше. Это радует, но есть весьма печальная новость. Твоя матушка, моя супруга, скорее всего, надорвалась от переживаний. В последние дни она так…
– Что с ней? – резко перебиваю этого велеречивого павлина.
– Да как ты смеешь так разговаривать с отцом? – Папахен начал было возмущаться, но, нарвавшись на мой бешеный взгляд, быстро сменил пластинку. – Сердце. Ей совсем плохо.
– Ганна, – обращаюсь к служанке, маячащей около двери, – неси тазик для умывания, мою одежду и организуй кого-то из мужчин, кто поможет мне дойти до комнаты хозяйки.
Яна-Наполеона я сознательно игнорировал. Он немного помялся, покряхтел, хотел что-то сказать и тихонько вышел из комнаты. Зато на смену ему влетел сероглазый вихрь, который, запинаясь и вытирая слёзы, рассказал мне, какой я негодяй, подлец и как посмел так поступить. Беру тёплую ладошку и прижимаю к сердцу. И знаете, сразу стало как-то легче и светлее на душе.
Мы так и сидели молча. А что говорить, если обоим и так хорошо? Идиллию нарушили Ганна и дородная служанка с тазиком. Агнешка сначала решила остаться, но потом я намекнул про переодевание, чем вогнал девушку в краску. В общем, через несколько минут я был умыт, одет и причёсан. Откуда-то опять появилась моя трость, и один из лакеев помог мне доковылять до покоев Юзефы. Надо сказать, что кроме небольшого головокружения, всё остальное было терпимо. Я растянул связки голеностопа и кисть левой руки. Ушибы и прочие царапины можно не считать. Хорошо, что обошлось без переломов – это поставило бы жирный крест на всех моих планах. Жалко, что опять прилетело по голове. Очередное сотрясение точно не добавляет человеку дополнительного здоровья.
А вот моя здешняя мать, которую я мысленно уже стал считать родной, выглядела очень плохо. Она сильно осунулась, стала ещё меньше и хрупче. Главное – пропала та бурная энергия, которая била из этой женщины, не давая скучать окружающим. Прежними остались только глаза – умные и смотрящие на меня с нежностью и любовью. Беру Юзефу за руку, такое ощущение, что её ладонь высохла буквально за пару дней.
– Вот так получилось, сынок. Меня давно беспокоили боли в сердце. Ещё навалилось всё разом. Я же всех вас очень люблю и переживаю. Доктор Лисовский сделал мне новые капли, но, наверное, уже было поздно. Временами мне становится легче, а потом совсем худо. Только ты остальным не рассказывай. Я могу пожаловаться моему маленькому ангелочку, – вдруг улыбнулась Юзефа, а у меня меж тем сжалось сердце. – Остальные должны быть уверены, что я всё так же сильна и ничто не скроется от моего строгого взора.
Чувствую, что мои глаза увлажнились. Я уже и забыл, когда плакал в последний раз. Мне было так комфортно и спокойно в новой семье, скрепами которой являлась именно эта женщина. Но счастье длилось недолго.
Ведь мне далеко