глаза,
Я упрямо тянусь в вышину.
Отринув привычные
Сенсоры мира, я вижу
Незримое глазом
И в этой картине тону.
Все прочее кануло в бездну
За гранью сознания.
Забыта Земля
И на ней опустевший мой дом.
Остались лишь звезды,
Как дыры в холсте мироздания…
И ветер,
Как лучшая музыка в мире земном…
Три бесконечности
В этом мире, состоящем из вещей,
Только три навек приковывают взгляд:
Как горит огонь, как движется ручей
И как звезды со вселенной говорят…
Первый летний дождь
Утро нынче дождливое выдалось.
Небо реками под ноги вылилось,
Но на этом потопе не выдохлось,
Капель танцем по окнам шурша.
И в потоках воды мне привиделось,
Как ростком поднимаясь стремительно
Из иссохшей под солнцем обители,
Под дождем оживает душа.
Акварельные маки
Рассыпались ранами маки.
Из вазы пунцовой волной
Сочится по плоти бумаги
Их цвет красоты неземной.
Под кистью застыло мгновенье.
Распятые как на кресте,
Нисходят в свое воскресенье
На белом бумажном листе.
И этим алеющим бликом
Усталый мой взор пригвожден.
Стою, заворожена ликом.
Не надо других мне икон.
Миллионы солнц
От жара над асфальтом как завеса
Трепещет марево, размыв предметов ясность.
Шумит и льнет к дороге поле страстно,
С холмов стекая меж полосок леса.
В нем миллионы солнц, июль встречая,
Зажглись, согрев собою синь без жара,
И провожают круговое шара
По небу шествие, стократно отражая.
Звезды под ногами
Лужи – словно мирозданья дыры.
Плавит ими плоскость мостовой.
Покидают космоса квартиры
Те, что были лишь над головой.
Небо на асфальте под ногами.
В эту ночь я с ним накоротке.
Звезды разбегаются кругами,
Нанизавшись в гроздь на каблуке.
Смородина
Поутру лето заглянуло в сад,
Бродило меж кустами по дорожкам
И спелых ягод полное лукошко
Собрало. Гроздья алые горят,
Забытые беспечно на порожке.
Хозяева проснутся. Выйдут в сени.
Глаза спросонок кулаком протрут.
И обомлеют враз от удивленья
– Кто ж им оставил это угощенье?
А это лето здесь бродило поутру.
Южная ночь
Зной отступил, поддавшись ласкам ночи.
В ней звездных глаз на небе без числа,
И катится луна белым бела,
На глади моря выводя небрежный росчерк.
Цикады смолкли, уступая тишине
Иной, в которой