ни при каких обстоятельствах ни с кем здесь не разговаривать.
От этой мысли я сильно смутилась, и сия эмоция, очевидно, ясно отразилась на моем лице, так как молодой человек тут же постарался меня успокоить.
– Вы только не беспокойтесь, – сказал он, слегка прикоснувшись к моей руке.
Это едва ощутимое касание показалось мне очень приятным, и я, сама не зная почему, не отдернула руку. Тем временем незнакомец продолжал:
– Я знаю, что много чего рассказывают про постоялые дворы, но не стоит же верить всему, что говорят. Много людей живет на земле, и все они разные. Но не все же плохие! Вот вы считаете себя плохой?
– Нет, – смущенно ответила я и опустила взгляд на землю, ощущая, как предательски покраснели щеки. Отчего-то мне совсем не хотелось казаться глупой и пугливой перед этим, пусть даже и совершенно незнакомым мне, человеком.
– Вот видите, – ласково улыбнулся он. – И я нет. Значит, нас уже двое. Значит, точно плохие не все. А у вас, я видел, еще мама есть. Она ведь тоже не плохая, по крайней мере, мне так показалось. Значит, она тоже хорошая. И у меня тоже были мама и папа, и у них были мама и папа, и они все были хорошие. И тогда сколько же нас таких хороших получается?
– Много, – ответила я, слегка улыбнувшись и смущенно взглянув на незнакомца.
– А знаете, что? – внезапно спросил он, лукаво посмотрев в мои глаза.
– Что? – спросила я, вдруг на секунду испугавшись, правда, сама не зная чего.
– У вас чудесная улыбка, – сказал он, широко улыбнувшись, а я опустила глаза, окончательно смутившись и с ужасом понимая, что сейчас мое лицо должно вновь предательски покраснеть.
Несмотря на все мое смущение, этот солнечный молодой человек не спешил уходить, а продолжал разговаривать со мной, не затрагивая никаких сколько-нибудь значащих для нас обоих тем. Он показался мне очень естественным и свободным, и рядом с ним я на время забыла, где и зачем нахожусь. С ним было легко и просто разговаривать, и, несмотря на то, что встретились мы всего несколько минут назад, он казался мне давним знакомым, которого я не видела долгие годы и наконец повстречала сейчас. Вскоре мы уже мирно прогуливались по двору, обсуждая погоду, пение птиц и прочие ничего не значащие вещи. Он рассказал мне многое об этом и некоторых других постоялых дворах. Его рассказы были смешны до невозможности, и я смеялась. Вернее, не так. Я не смеялась, я хохотала. Я хохотала так, как не хохотала уже несколько лет. Именно здесь, рядом с ним, я почувствовала себя снова на свободе. Снова дома. Глядя на то, как на его ярко-рыжих волосах сияют отблески солнца, я вновь вспомнила ту кипучую радость, что переполняла меня несколько лет назад, когда я, будучи еще совсем юной, спешила навстречу бабушке Марселле, ожидавшей меня на низеньком крылечке деревянной избушки. Молодой незнакомец провел рядом со мной меньше получаса, но за это время в душе моей снова воцарился мир и покой. Благодаря ему тонкий стебелек моей души снова окреп, и я готова была сразиться со всем, что готовил мне Амстердам.
– Кажется,