встала с колен графа и пересела к Григорию Григорьевичу. Гриша расплылся в своей обворожительной улыбке – и заносчивому мерзавцу щелкнул по носу, и было лестно внимание противоположного пола.
Развлечения продолжались. Мужчины устраивали «римские качели» – раздетую до корсета и чулок певичку перебрасывали из рук в руки.
Под звуки оркестра, играющего туш, официанты вынесли на плечах огромное блюдо, на котором лежала нагая девица, все откровенные места которой прикрывали деликатесы – икра, колбасы, рыба. При виде блюда мужчины повскакивали с мест с криком «Ура!» и стали тыкать вилками в гарнир, выложенный вокруг тела. На его место кутилы бросали деньги, стараясь перещеголять друг друга. Закретский бросил золотой брелок, который получил в подарок на балу. Григорий Григорьевич с удовольствием наблюдал за всем происходящим, но вперед не лез. Постоянно оглядывался на Александра Григорьевича – мол, ты видел это? А старший брат даже в атмосфере разврата умудрялся выглядеть вполне пристойно. Александр периодически поглядывал на часы, хотя понимал, что жена с дочерью уже уснули, не дождавшись его. Вынесли еще шампанского…
Под утро в зал вышел управляющий.
– Господа, надобно-с за ужин и напитки расплатиться!
С трудом раскрывая пьяные глаза, мужчины начали искать оставшиеся деньги по карманам. Военный в эполетах достал купюры из кармана и собрался бросить деньги на стол. Вдруг его руку остановил Закретский.
– Пусть наши толстосумы, Тит Титычи, и платят! Для чего они еще здесь нужны? – громко, явно адресуя Григорию Григорьевичу, заявил он.
Пьяный Григорий Григорьевич вскочил, готовый броситься на наглеца. Александр Григорьевич спокойно отодвинул брата, подошел к Закретскому, достал из кармана туго набитое портмоне. Он медленно вытащил из кошелька толстую пачку денег и начал отсчитывать купюры перед носом графа. Это было красиво! На секунду воцарилась полная тишина. Мужчины и женщины завороженно следили за пересчетом денег. Наконец Александр Григорьевич бросил на стол отсчитанную сумму и обратился к управляющему. «И еще шампанского всем, любезный!» Что вызвало ликование гостей кабачка. Лишь Закретский чувствовал себя униженным.
– Благодарствую-с, барин! Дай вам бог здоровья! – управляющий отвесил низкий поклон Александру. А тот уже отвернулся к брату.
– Поедем домой, Гриша. Утро уже. Я устал.
VI
Ранний, спящий еще Петербург. В феврале солнце в Северной столице встает поздно. Было темно и ветрено. Снег хрустел под колесами экипажа Елисеевых. Гриша пьяный спал на плече Александра. Вдруг он приподнял голову.
– Долго еще? Что-то меня укачивает…
– Любезный, останови! – крикнул старший брат ямщику.
Елисеевы вышли на улицу. Александр глубоко вдохнул грудью свежий морозный воздух. Гриша едва стоял на ногах, съежившись. Цилиндр съехал набекрень, шуба нараспашку.
– Где мы, Саша?
– На Малой Садовой…
Они пошли вдоль улицы. Экипаж медленно ехал рядом. Александр