швыряя в костер все, что могло гореть. А пищи было изрядно: на свалку вынесли содержимое целой квартиры.
По слухам, померла какая-то бабка, из тех психованных, что родились еще до Первой мировой, перехоронили всю родню и на старости лет загибались в одно рыло в роскошной хате, набитой книгами и пожелтелыми фотографиями мертвецов. Помойка была завалена выброшенной из бабкиной норы макулатурой и тряпьем. Бомжи раздирали потрепанные книжки и швыряли их в костер. Туда же отправлялись пухлые фотоальбомы в облысевших бархатных обложках. Жадный до пищи огонь без раздумий пожирал и буквы, и картинки. Жизнь одинокой бабки превращалась в пепел, а пепел становился добычей дождя и оборачивался мокрой грязью… Лишь несколько хрупких страниц, исписанных мелким элегантным почерком, сумели спастись от огня и воды, и теперь валялись за гаражами, хвастаясь перед равнодушным небом словами, которые давным-давно были зарифмованы чьей-то торопливой рукой…
Ничто помнило эти слова… Вернее, не сами слова – понятия мира людей были для ничто непостижимы – оно помнило свой страх, удивление и неутолимую жажду, которые возникали вместе с хитро нанизанными на бумагу словами. Ничто боялось слов и жаждало их… Так мучимый грешными видениями плоти монах страшится и хочет и греха, и покаяния… Но слов не было уже очень и очень давно, в зыбкой псевдореальности ничто от них осталось только слабое эхо, тень, едва заметный абрис…
Девчонка должна была помочь. Она не могла вернуть слова, однако для ничто слова были всего лишь приятной приправой к основному блюду… Можно обойтись и без них, ведь раньше оно так и делало, до того, как его обманули, изловили и преобразили… в нечто. В нечто иное, чем оно изначально было и чем желало оставаться… Скоро, теперь уже скоро, оно прогрызет себе обратную дорогу в этот мир, такой вкусный, такой сочный, такой… изобильный… Девчонка должна помочь, и она уже помогает… Надолго ее не хватит, но ничто научилось быть терпеливым, научилось сдерживать свой вечный голод.. Скоро, уже скоро…
Обрывок страницы
Тот, что приходит по ночам,
Стучит в окно, с собой зовет.
Чабрец бросаю я в очаг —
Пусть он уйдет! Пусть он уйдет!
Я так его боюсь! Боюсь!
Зачем приходит он ко мне?
И почему такая грусть
В его глазах была во сне?
Он говорил… Он мне шептал:
«Душа моя, пойдем со мной,
Всю вечность я тебя искал,
Ты жизнь и кровь моя! Открой,
Молю тебя, открой окно!
И мы с тобой улетим
Туда, где дней веретено
Не властно над челом моим!
Ты будешь вечно молода
И хороша, как майский день!
Божественный, бессмертный дар!
Открой окно!», – молила тень…
Но наливался теплотой
Нательный крестик на груди
И превращались в волчий вой
Слова…