побывал в бассейне… Причиной смерти без сомнения является проникающая рана в область грудной клетки, в результате которой было задето сердце. Смерть была мгновенной… Что еще? Других ранений на теле очевидно нет.
– Терпеть не могу крови, – проворчал Балабанов.
– В-валерий Андреевич, я попросил бы вас очень серьезно подойти к этому п-происшествию.
– Нет, я просто имел в виду, что если вытащить нож из груди, то должна пойти кровь. А?
– А мы не б-будем вытаскивать нож.
– Но это моя основная улика…
Балабанов посмотрел на врача.
Тот отрицательно мотнул головой.
– Из этой груди никакая кровь не пойдет.
– Поступайте, как знаете, – сказал обоим капитан, – но не забывайте, что у нас очень мало времени. Сегодня в-во второй половине дня «Россия» пребывает в Пирей и до этого времени мы должны прийти к к-какому-то решению.
– Хорошо бы.
– И е-еще. Знать о том, что случилось, не должен никто кроме свидетелей п-происшествия, нас с вами и Д-дубинина. Он сейчас придет сюда. Я его отправил за носилками.
Овсянник и Балабанов подошли к бару, где оставались все свидетели. Капитан вздохнул, сцепил руки за спиной и оглядел присутствующих.
К слову сказать, капитан «России» оказался чрезвычайно колоритной личностью. Он полностью соответствовал представлению о капитане большого корабля – высокий, крупный человек под пятьдесят, с аккуратно подстриженной бородой и суровым взглядом. Белый китель, в котором он всегда появлялся, был словно изобретён специально для него. Движения капитана были неторопливы, а голос убедительно низким. Только две вещи не вписывались в этот образ: Овсянник курил не трубку, а крепкие сигары и слегка заикался.
– — Г-г-господа, – сказал он, – вы все прекрасно понимаете, насколько неприятное событие произошло. Я считаю вас свидетелями этого т-трагического происшествия и прошу оказать всяческое содействие нашему м-маленькому расследованию. Виктор Андреевич по моей просьбе постарается прояснить ситуацию… М-может быть, кто-нибудь хочет поговорить со мной приватно?
Ответом капитану было полнейшее молчание. Видимо поговорить с ним приватно никто не хотел.
– Х-хорошо, – вздохнул Овсянник, вытащил из внутреннего кармана кителя часы-луковицу на золотой цепочке и щёлкнул крышкой. – В в-восемь часов прошу всех собраться у меня.
С этими словами он покинул место происшествия и все присутствующие, которых Овсянник поименовал свидетелями, молча воззрились на Балабанова в равнодушном ожидании.
– Ну что же, – сказал Виктор Андреевич, – давайте для начала вспомним всё, что происходило здесь этой ночью.
– Вы нас будете допрашивать? – тут же вставил Гарик.
– Обязательно.
– Может быть, нас ещё и арестуют? Это было бы очень интересно. Провести отдых под арестом…
– Послушайте, –