внутренней энергии нужна! Такие дела, Семён Александрович… Что?
Трубка исходилась истерикой. Валера убрал её от уха, посмотрел на Витю и вздохнул. Витя понимающе кивнул.
– Я временно буду игнорить вас, Семён Александрович, чтобы не выгореть от ваших токсичных вайбов. Я постараюсь полюбить себя и взять ответственность за свою жизнь. Что? – в трубке непрерывно визжал далёкий поросёнок. – Вы сейчас нарушаете мои личные границы, Семён Александрович! Впредь я готов отвечать лишь на экологично поданные запросы от вас посредством электронной почты!
Зелёнкин спокойно положил трубку, потянулся и открыл пасьянс на мониторе. Приставкин с уважением посмотрел на коллегу:
– Это тебе с департамента нефтепереработки звонили?
– Да сколько можно теребить меня их проектом! Будто они единственные у меня, – недовольно ответил Валера, щёлкая мышкой по «Косынке» на мониторе.
– А это… Круто ты их…
– В двадцать первом веке живём, Витя. Нужно заниматься самообразованием и самосовершенствованием постоянно, – Валера снисходительно хмыкнул.
– Концепции обучения не стоят на месте, – важно продолжил Зелёнкин.
– Главное, чтобы они Вагнерше не стукнули. А то она так настучит! – Витя взял в руки тендерные документы. Не читалось. Тогда он со вздохом пошёл за кофе. Но после кофе душа к работе не лежала совсем. Потом он вспомнил свою главную заповедь: «Лучше сделать хорошо, но завтра, чем кое-как, но сегодня».
– А кстати, где Вагнерша? – непривычная тишина в опенспейсе напрягала.
– Она на одиннадцатом этаже на совещании Правления, приехали генеральные директора с Уренгоя и Ванкора, – невозмутимо раскладывал «Косынку» Зелёнкин.
Удельным князьям, то есть генеральным директорам нескольких добычных «дочек» в Ханты-Мансийске, Сургуте и Восточном Уренгое, жилось вольготно и по-русски широко. Раз в квартал они летали в Москву на Олимп на одиннадцатый этаж каяться (то есть на совещание Правления) в одном рубище с веригами с непокрытой головой, но в галстуке.
Для встречи очередного князя в Шереметьево обычно запрягалась чёрная корпоративная тройка лошадей E-класса, которая весело с бубенцами неслась через всю Москву и задорно подлетала к Олимпийскому проспекту. За сто метров до входа в главный офис князь сумрачно вылазил из повозки, поправлял вериги, галстук, превращался в схимника и брёл в одних лаптях по Олимпийскому. На совещании он смиренно вещал о приоритете корпоративной культуры над всем мирским, что окружает его в этой жизни.
Проповедь инока-подвижника о непрерывной и непрекращающейся борьбе за достижение им и его челядью высоких финансово-операционных показателей добычи не всегда находила отклик у олимпообитающих одиннадцатого этажа. Тогда он кротко молил о бюджетах, привычно рвал власяницу в хлам от такой жизни.
По окончании совещания, грустно опустив густо посыпанную пеплом голову, схимник, поправив неожиданно смоченные онучи, удалялся прочь ходоком в Шереметьево на рейсовый ковёр-самолёт.