в обычной жизни трудно было найти более вредных друг к другу друзей, да так, что окружающие всё время удивлялись, как мы до сих пор один другого не убили, ведь за такое… Ну, вы понимаете.
– Как говорится, сколько лет – сколько зим. А ты прям при полном параде! Снова в рейс? Куда на сей раз?
Дмитрий развел руками, служба, мол.
– В Берлин сегодня.
– О! Так это ты повезёшь по небу мою бренную тушку на историческую родину, в расчудесный Фатерлянд? Смотри, не урони, она мне дорога, как память, и хрупка, как моя жизнь, то есть хрупка до невозможности. И крайне ранима!
Дима рассмеялся.
– А ты всё такой же балагур и за словом в карман не лезешь.
Александр Клопп заулыбался, затем спохватился:
– Я – балбес. Позвольте, сударь, вас познакомить с моим другом и коллегой. Это Олег.
Пилот пожал руку молодому рыжему парню лет двадцати пяти.
– Дмитрий, приятно познакомиться.
– Олег. Рад знакомству.
– Вы тоже летите в Берлин нашим рейсом?
Тот усмехнулся и покачал головой:
– Уверен, что и одного такого пассажира, как Сашка, вашему рейсу будет предостаточно. Он до Берлина замучает своими остротами и шуточками весь салон в полном составе. Нет, я лечу в Париж на выставку. У меня рейс на два часа позже, я сейчас просто провожаю Александра.
Киваю.
– Понятно. Что ж, господа-товарищи-коллеги-друзья, мне пора, так сказать, двигатели прогревать и систему системить. Рад был знакомству, Олег. А с тобой, Клоп, думаю ещё перекинемся парой-тройкой слов в Берлине. Или в полёте, если получится.
– Замётано, камрад. Ловлю на слове.
Жму им руки и спешу к служебному выходу из зала, на ходу усмехнувшись парадоксу – везу в Берлин почти чистокровного немца, который родился и вырос в России, и лишь пережив лихие 90-е, его родители в 2000-х вдруг решили перебраться в Германию, так сказать, на историческую родину. Но до конца привыкнуть к Дойчланду они так и не смогли, да так и жили, как Сашка выражается, на два дома, курсируя между Отечеством и Фатерляндом.
Впрочем, в детстве и юности вокруг меня было много немцев, Деда часто бывал в Германии в служебных командировках, а иногда и жил там подолгу. Так что уж на чём-чём, а на немецком я говорил даже лучше, чем по-английски. Да что там говорить, если моя первая жена Елена была настоящей немкой Хелен Майер, да и нашу общую дочь Маргариту Маркову, после нашего с ней развода, Ленка записала при оформлении германского гражданства Маргаретой Софией Майер, и, разумеется, увезла с собой в Рейх.
И по приговору германского суда мне дозволено видеться со своей дочерью лишь раз в месяц и не более четверти часа, и только в присутствии её матери, дай ей Бог здоровья.
Нет, мы расстались не так чтобы плохо. Конечно, виноват был я сам. Бес попутал. Как и всегда. Пока Ленка была на сносях, закрутил роман с Катей, идиот. И мало того, что спалился, так ещё и Катя оказалась беременной. Ну и… Короче, вы поняли, что дальше было.
А виделись