С ней можно только полюбовно согласиться и жить, но всегда объявляя главным законом – любовь».
О чём думал отец, что чувствовал, когда писал о любви? О ней многие пишут. Ещё больше говорят. И то, как говорят, в подростке пробуждало живейший интерес, всё его тело откликалось и жаждало открытий. А твоя любовь, какая она, папа? Ответа не было, но то, каким он помнил отца, его откровения в потрёпанной тетради, всё больше убеждали его: есть другая могучая сила. Она не требует клятв и признаний, о ней не шепчутся не переменках, прыская сквозь губы и пряча похотливую улыбку. Ей ничего этого не надо – она самодостаточна, и точка. Вот такая она непонятная любовь, о которой пишет ему отец.
Дрёма смотрел в школьное окно. Урок математики никак не звучал в унисон с тем, что происходило за окном. Только что народившаяся листва сочно зеленела на фоне переливающегося искрами моря. Легко и непринуждённо кружили в прозрачном воздухе белые, коралловые, персиковые лепестки, застилая богатейшие ковры, там, где недавно ещё было грязно, и грустно смотрели в пасмурное небо лужи. Небо преобразилось. Словно распахнулись невидимые створки – прежняя синь приблизилась и одновременно расширилась, обещанием непроницаемо кобальтовой космической бездны.
Математика если и вписывалась в эту картину, то лишь как частный случай, мазок мастихином на грандиозной картине.
Быстрей бы каникулы! Звонки сливаются с трелями птиц, и вот он наступает долгожданный день. Необыкновенно солнечный и, ожидаемо, свободный.
Свободный?
Пашка и Ашот сразу заявили, что будут работать на каникулах. Первому хотелось иметь мопед. Второй мечтал обрести некую «финансовую свободу» от «родоков». Другие пребывали в «мучительных» раздумьях, им хотелось и купить чего-то и «просто пошататься». Праздно определяющихся было большинство, потребительских искушений не меньше. И тогда возникали вполне философские решения: можно ведь отдыхать – работая, и работать – отдыхая. Курортный город ковал себе будущие кадры.
И свобода у каждого в нём сугубо своя.
Прочитанная первая часть отцовского дневника была похожа на волшебный ветер который унёс Алису в Изумрудный город. С одной разницей, вместо города Дрёма оказался посреди штормящего моря. Волшебный ветер, порождённый дневником, правда снабдил его добротным корпусом, высокой стройной мачтой, крепко скроенным парусом и такелажем и, тем не менее: штормило. И стихия настойчиво требовала: правь или утопишь корабль и утонешь сам!
Дневник странным образом заставил отойти Дрёму от толпившихся сверстников. Сделал он это неосознанно, получилось само собой.
Образ отца в дневнике сворачивал и уходил куда-то в сторону от шумной размеченной белой краской трассы с проносящимися мимо блестящими автомобилями. Разметки, правила, механизмы не отвергались им: «… и среди вороха винтиков, можно найти влюблённого мастера, но не из винтиков собирается человек». Отцовский