ли вы радио сегодня утром?
– Нет, – процедил Керстен сквозь стиснутые зубы.
– Что? – удивился Гиммлер. – Вы и правда не знаете, что произошло?
– Нет, – ответил Керстен.
И тут Гиммлер радостно закричал – и выражение его лица было таким, как будто он сообщает своему другу лучшую в мире новость.
– Наши войска вошли в Голландию! Они освободят нашу братскую страну, чисто германскую страну, от еврейских капиталистов, которые ее поработили[25].
Во время своего вынужденного пребывания в имении у Керстена было много времени, чтобы размышлять о том, что его тревожит. Но то, что он услышал, превзошло самые дурные ожидания.
Голландия… Голландцы… Страна и народ, которые он так любил! Эта мирная земля, эти мужчины и женщины, такие добродушные… Теперь предательски атакованы грубой силой.
СС уже там, гестапо скоро за ними последует, а их начальник смеялся, демонстрируя монгольские скулы.
– В таком случае здесь мне делать нечего. Я уезжаю в Финляндию, – сказал Керстен.
Он больше не владел собой. Ему, обычно такому осторожному, такому невозмутимому и благодушному, в этот момент было совершенно все равно, разозлят ли его слова Гиммлера. Он даже почти этого хотел.
Но Гиммлер не выказал никакой враждебности. На его лице было написано огорчение, удивление и ласковый укор. Не повышая голоса, он сказал:
– Я очень надеюсь, что вы останетесь. Вы мне так нужны.
И потом несколько живее:
– Да поймите же! Если я и помешал вам ехать в Голландию, если я задержал вас в вашем доме, это было сделано только для вашего же блага, из дружеских побуждений. Там не только война, бомбардировки и прочее. Вам угрожает гораздо более серьезная опасность. Наши люди там, голландские национал-социалисты во главе с Мюссертом[26] относятся к вам очень плохо. В первые же часы после победы начнутся казни.
Гиммлер остановился на секунду, затем продолжил как бы с сожалением:
– Поставьте себя на их место: они знают, как вы близки к королевскому двору, сплошь набитому евреями, от которых мы должны освободить народ с чисто германской кровью.
Керстен посмотрел на Гиммлера и подумал: «Он в это верит. Он действительно в это верит. Для него королева Вильгельмина, ее семья и правительство – еврейские агенты. И он действительно верит в то, что для голландского народа – такого либерального, не приверженного расизму, любящего свою независимость – его нацисты и эсэсовцы будут освободителями. Ничего нельзя поделать».
Керстену не оставалось ничего, кроме чувства бездонной горечи. Он сказал:
– Я подумаю, но в любом случае надолго в Германии я не останусь.
Выйдя из штаб-квартиры СС, Керстен отправился прямо в представительство Финляндии и заявил, что хочет уехать как можно скорее. Высшие дипломатические чины представительства, с которыми он разговаривал, несколько секунд молчали. По их лицам Керстен понял, о чем они думают. Финляндия только что вышла из ужасной войны. Она вынуждена была отдать России города