ждало тебя впереди, вернись домой, чести своей не поправ. Я стану ждать тебя.
Остальным сынам лишь кивнула вдова.
И ушли они, ведомые Ванечкой, туда, где кровь уже рекой лилась, и стоны слышала мать-земля, и плакал горькими слезами дождь, смывая с лица земли следы человеческой жестокости.
Три дня и три ночи шли братья за Ваней к полю боя, устали, замерзли, роптать начали.
Но брат их младший продолжал идти, и они шли за ним, поражаясь силе духа его и выносливости, о которой ранее не подозревали.
А на исходе третьего дня встретился братьям на пути старец с седой бородой, в рваных лохмотьях, грязный, худой, больной.
Протянул он руки к сынам богатыря и попросил дать ему поесть и попить.
Братья Ванечки хотели было прогнать нищего, а Иван запретил им.
– Что творите вы? Смотрите. Он нищ, гол и бос и просит вас о безделице, ведь еды и воды у нас в избытке.
Протянул старцу кубок и попил тот. Отдал хлеб и поел тот. Поблагодарил Ваню нищий, и внезапно пропал из глаз, будто не было.
А хлеб и кубок остались. Только стало казаться братьям, что хлеб стал горек, и перестали есть. А вода в кубке стала мутной, и перестали пить.
Лишь для Ивана не изменилось ничего. Все также ел, пил и шел вперед.
А силы начали покидать братьев его.
И все же все семеро до ратного поля боя дошли.
Открылась им невидаль. Два войска схлестнулись в жестоком бою, а над людьми парили в небесах стервятники, ждущие возможности полакомиться плотью павших. Но не только они. Страшные механические драконы летали, поливающие людей смертоносным огнем. И казалось, будто боги покинули те места, а покидая их, прокляли людей за их глупость и недальновидность.
Братья Ивана ринулись в бой, не разбирая, где свой, где чужой, лишь брат их младший смотрел на кровопролитный бой и плакал.
И среди огня, боли, крови и людей, которые бежали, а потом падали, становясь добычей стервятников, услыхал Иван детский плач.
Присмотрелся Ванечка, видит, у одного из павших под боком малыш сидел, лет пяти, рыдал, звал папу, за руку его тянул.
– Папка, вставай! Папка, мне страшно!
Подбежал Ванечка, видит, у отца мальчика вся грудь в крови. Достал тряпицу, приложил к ране.
А тут рядом оказался старший брат.
– Ты на кого тряпицу тратишь? Не видишь что-ли, это враг?
Не смей жизнь ему спасать!
На что Иван спокойно взглянул в глаза Ильи и ответил:
– Кто ты, брат мой, чтоб за меня решать? Разве наша с тобой мать волей своей эту вещь вложила в твои руки? Отец ли ты мне или совесть моя? Не видишь малыша, который зовет отца? Не разумеешь, как это страшно, остаться в мире малому совсем одному? Не перестанет тряпица исполнять волю мою оттого, что я ему помогу. Не мешай мне, Илья. Не решай за меня!
Впервые Иван давал отпор брату своему старшему. И отступил, присмирел Илья.
Остальные же братья вовсе не смели более перечить младшему.
Никому