это не один, а несколько моих жертв самого различного возраста, от мала до велика, как говориться, – с лёгкой иронией добавил доктор. – Ведь виновны все, от тех мальчиков и девочек, которые издеваются над малыми талантами, вместе с юношами и девушками, обеспечивающими плохими судьбами прочих, до тех дяденек и тётенек, что готовы украсть чужую студенческую работу.
Эти фразы доктор говорил с необычайным удовольствием, что буквально ощущалось в каждом его слове, в каждой слаженной фразе, пока инспектор напряжённо и с неподдельным ужасом слушал. Доктор замолчал, но опять же отрывая взгляда, он чуток вздёрнул мышцу нижних век, из-за чего его взгляд на секунду сузился, но затем он раскрыл свои глаза ещё шире. Послышался звук странного, жесткого скрипа двух твёрдых нечто друг о друга и только по движению челюсти Прадо можно было догадаться, что это скрипят его зубы, коими он оскалился.
– Один лишь звук, заставляет вздрогнуть. Слышали ли бы вы, как звучит перелом всех костей сразу, когда две толстые стены надвигаются на вас, желая раздавить. Этот огромный гидравлический пресс, силу коего вряд ли что может побороть, ведь давят несколько тысяч тонн. Минуту за минутой, секунду за секундой, страх всё нарастает, жертва бежит из стороны в сторону, прижимается то к движущимся, то к статичным стенам, ища себе укрытие, так жалобно дыша.
Дыша так, что так и хочется сжалиться, но, к сожалению, человечеству не дано даже дышать искренне жалобно. Щенок может скулить, котёнок жалобно глядеть, оленёнок издать этот душераздирающий звук, подобный плачу, пингвинёнок запищать и только человек, коему дан талант говорить, плакать, выть, кричать, стонать, при всём этом не может вызвать даже капли жалости. Поразительно и отвратительно, – дыша с отвращением, ещё более широко раскрытыми дикими глазами, с оскалом говорил доктор. – Один за другим, сначала подставленные ноги. Карс! Затем, руки. Курс! После постепенно грудная клетка, шея, лоб.
Сами эти кости, так разламываясь, с таким звуком, тональность коего даже сложно передать, смешанные с этим воплем, криком адской муки и боли, становятся остриём, который протыкает органы и приводит к неминуемой смерти.
Произнося последнюю букву, доктор слегка смыкал зубы, широко раскрыв губы, после чего приоткрыл рот и словно демонстрируя движения своего языка, не смыкая рта шипяще произнёс:
– Тик-так… тик-тик… Гм.
Те самые часы
Прадо замер, словно завершивший своё повествование и смотрящий в небытие.
– Интересно, – заговорил инспектор. – Но, почему же, каждый раз, после такого преступления, – взгляд убийцы тут же хищно переметнулся на инспектора, из-за чего тот несколько перепугался, но сдержал себя, – акта правосудия, – взгляд несколько уменьшил напряжение, – вы говорите: «Тик-так» или «тики-таки»?
– Хм, – с иронической улыбкой ответил доктор, доставая из кармана красивые серебряные часы на цепочке. –