но Андрей тупо смотрел в экран старенькой «Чайки» и думал о своём.
– Я вот тут по дороге что обмозговала, – начала она с порога. – Если тебя разыскивает милиция, то как же ты устроишься на работу? Тебе же нужно прописываться, а сейчас в мире-то вон что творится! Сведения обо всех, кто приезжает в город из других краёв, тщательно проверяются. Как ты будешь? Прятать тебя мы не можем.
– Не волнуйтесь, – спокойно ответил Андрей. – Сейчас не те времена, когда милиция одного российского города суетилась бы ради милиции другого. Я это знаю хорошо. На втором курсе юрфака ещё до отчисления проходил практику в уголовном розыске одного из районных отделов. Кроме того, моя статья смехотворна. Нашли несколько столовых ложек маковой соломки. Я её заваривал и пил как чай, чтобы печень сильно не болела. Работал я тогда в кузнице на Печатной. Работа тяжёлая, нагрузка на печень большая. Преступлений я никаких не совершал. Поэтому и считаю, что судить меня собирались не по справедливости. Перед Богом я сам отвечу, но не перед людьми. – Он тяжело вздохнул. – Вы не волнуйтесь. Обузой для вас не стану. Немного поправлюсь и уйду на квартиру.
– Да не в этом дело, – печально произнесла Надежда Николаевна. – Просто я тебе кое-что не сказала… Максим-то наш не просто пьёт, а уже загибается от пьянки. Намедни чуть руки на себя не наложил, Бог отвёл. Алкоголик он уже давно. С самой работы следователем в Автозаводском уже алкоголиком был, каждый день выпивал по бутылке водки, потом на конфискат перешёл. Так и покатился. Мать его поэтому на дачу увезла. Горе у нас. Это уже не первый год. Бьёмся с ним, бьёмся, а все без толку. Наказывает судьба за что-то весь наш род Волковых. Мама-то у нас была верующая, а вот мы, то есть дети, в том числе и твой отец, нет. Безбожники мы были, – заключила она.
– Тогда все были безбожниками.
– Не все! – воскликнула горячо тётя. – Не все… У нас другое. Когда твой отец был ещё совсем маленьким, лет пять ему было, мы всей семьёй голодали, война была. И вот он однажды прибежал домой после футбола в истерике, начал кричать, что он есть хочет. Мама попыталась его успокоить, мол, потерпи, сынок, Господь терпел и нам велел. А он схватил своими худенькими ручонками икону мамину Спасителя и шлепнул её об пол. «Что ж, – кричит, – твой боженька допускает, чтобы мы голодали?!». Мама в слёзы, конечно. Отругала, отшлёпала его, а он после этого случая как будто на Бога злобу затаил… как волчонок стал, ей Богу! Да и не только он, – спохватилась тетя. – Верка, та тоже богохульничала. Да и я, – она опустила глаза. – Чего уж греха таить.
– И вы считаете, что поэтому Максим пьёт? – простодушно спросил Андрей.
– Да я и сама не знаю, почему он пьёт. Почему пьют, колются? Вот ты мне скажи, почему?
– Я могу сказать только за себя, и только почему начал колоться. Это был протест против лицемерия взрослых, против пошлости толпы… не знаю,