опасения Глаша, однако перечить не стала.
Настоятеля церкви в Слободе отца Василия в округе знали очень хорошо.
Списанный по ранению с воинской службы, участник русско-японской кампании, где он был полковым священником, батюшка в возрасте чуть старше сорока пользовался непререкаемым авторитетом в окрестных деревнях.
Высокий, крепкий, по-мужски красивый, настолько естественно сочетал в себе черты священнослужителя и светского человека, что любая компания считала за честь присутствие у себя отца Василия. Зачастую в церковь на службу люди спешили не столько помолиться, сколько пообщаться с настоятелем, послушать его искромётные, не лишённые блеска проповеди.
В то же время на светских вечеринках и застольях не было более эрудированного, компанейского, «своего в доску» весельчака и балагура. Но! Никто и никогда не видел отца Василия пьяным, хотя на спор мог мелкими глотками выпить чистого спирта целый гранёный стакан! И не поморщиться! И не закусывать!
О нём ходили легенды, и зачастую эти истории были правдой, только чуть-чуть искажённой людской любовью и молвой.
Одна из них гласила, что если мужики каких-нибудь ближайших деревень шли стенка на стенку, то их жёны бежали не в околоток, не к пану Буглаку, а прямым ходом направлялись в церковь к отцу Василию. Не раздумывая, в чём был падал батюшка на коня и становился между враждующими сторонами.
Если успевал до драки, то по одному ему ведомым признакам отыскивал в толпе заводил с той и другой стороны, хватал их за шиворот и буквально на глазах у всех сталкивал лбами. Притом так трескал, что у тех пропадало всякое желание драться, а остальные спешили разойтись от греха подальше.
Но если не успевал к началу и драка уже шла, то бесстрашно врывался в разъярённую, дерущуюся и орущую толпу, оглоблей или другим подручным средством, а то и кулаком с зажатым в нём крестом как кистенем разгонял по разные стороны врагов, не разбирая правых и виноватых. Бывало, так входил в раж, что требовались неимоверные усилия усмирить уже самого отца Василия. Тогда на помощь сельчанам приходила матушка Евфросиния.
Маленькая, худенькая, прямая противоположность мужу, только она имела над ним неограниченную власть. Ей он подчинялся беспрекословно. Находила его в дерущейся толпе, смело подходила, трогала за рукав и тихим голосом предлагала:
– Всё, батюшка родной, справедливость восторжествовала. Идём домой, – поворачивалась и молча уходила, не оглядываясь.
Удивительно, но этот здоровый, крепкий мужик, бесстрашно бросавшийся в разъярённую толпу, безропотно шёл за женой, мгновенно превращаясь в тихого, послушного семьянина. Для буйных нравом и незнающих удержу в драках прихожан это всегда оставалось тайной: как и почему именно вот так она усмиряла мужа, а он подчинялся ей? Такой маленькой, слабенькой на вид женщине уступал такой огромный силач?! Чтобы баба да брала верх над мужиком? Это не укладывалось в голову.
Но вот за это и любили