с отколотыми, будто откусанными краями. На фоне открытой входной двери, откуда льется солнечный свет, лестница похожая на большой щербатый рот. Отворачиваюсь, вхожу в дребезжащую кабину лифта, нажимаю кнопку с цифрой 6. Через несколько секунд шторки лифта раздвигаются – как раз напротив кабинета под вывеской: «медицинский пост».
– Ты что крадешься? – Густой, сильный голос за спиной.
Оборачиваюсь: полная женщина, похожая на продавщицу. Отличие только в халате: безупречно чистый, сияющий белизной. Бейджик на нагрудном кармане раскрывает информацию: медицинская сестра Евгения Семеновна. Молча протягиваю ей документы и присаживаюсь, в ожидании распоряжений, на короткий диван у двери. Смотрю вперед и прямо.
Такого количества женщин в одном месте мне еще встречать не приходилось. А здесь – будто весь генофонд слабого пола: образцы разной комплекции (от худышек до тучных) и всех возрастов (от юных девиц до дряхлых старушек). Да и по цвету волос – все разновидности: крашеные – с чернеющим пробором – блондинки, светлоокие барышни с русыми косами, жгучие брюнетки с блестящими глазами, шатенки с легкомысленным взглядом – с поволокой и совсем седые, со склоненной головой и осторожной походкой. Представленное многообразие женского вида можно было бы принять за ярмарку невест, если бы не одно обстоятельство, отягчающее неуместную иронию: все они были пациентами кардиологической клиники.
Отделение № 5 представляло собой длинный коридор, по одну сторону которого – ряд дверей с нарисованными номерами палат, по другую – стеклянная, без проемов, стена. Все здесь говорило о необходимости ремонта: истертый линолеум, облупившаяся на стенах краска и кресты из лейкопластыря на окнах – на месте трещин. Усилия оживить интерьер были очевидны: на стенах – бумажные репродукции в узких рамках, в конце коридора – торшер с кисточками по краю абажура, а при входе – огромное панно с китайским сюжетом: две певчие птички на изогнутых ветках дерева. Под ним – большая напольная ваза из холодного металла. Украшала эту композицию клетка с двумя живыми попугаями.
– У них, что, тоже проблемы с сердцем? – Спросила я у Евгении Семеновны.
Она не ответила, видно мой вопрос был не оригинальным и порядком надоевшим. Зато разукрашенные пернатые на пару подали голос. Мне показалось, они крикнули:
– Вон! Вон!
И я отвернулась с презрением.
– Тебе в четвертую палату, – показывает медсестра на дверь. – Иди, знакомься с соседками.
Тамара – как аварийная машина спецслужб: громоздкая и шумная. Молчать она не умела – говорила громко и непрерывно, как включенное на всю катушку радио. А голос – как у охрипшего оперного певца: с переливами и подъемами. Поводов для разговора она не искала. Встала с кровати – сообщила, почистила зубы – поделилась, сходила на уколы – рассказала. На каждое действие – поток слов, и вместо «доброго утра» – шумное словоизвержение.
– Так, уже 6.15, пора вставать. Сейчас возьму зубную щетку, так… а где же моя щетка, а, забыла, я же ее обратно в футляр положила.