Камиль? Он убивал? Вы расскажете мне правду?
– Какую именно?
– Про Камиля. Почему он не смотрит на меня, за что ненавидит?
Воеводин вздохнул, срывая с ветвей вишни несколько еще зеленых ягод.
– Терпкие, – надкусил он одну. – Еще не наступило время.
– Для правды или для вишни?
– Для обеих.
– Ясно, – кивнула я. – Но пока вы ждете «ясного» неба и солнечного дня, – сорвала я успевшую поспеть вишневую пару ярко-алого цвета на веточке-треугольнике, повесив ее себе на ухо, – одного из нас может склевать какая-нибудь галка.
– Не галка, а скворец, – вставил Камиль, обращаясь к Воеводину.
Меня он словно и не заметил, но хотя бы услышал.
– Что за скворец, Камиль?
– Это перо на морде псины – перо балийского скворца! – заявил довольный Смирнов, перекидывая очки с глаз стеклами себе на загривок.
– Куриное оно! Цыплячье! – вмешался Линейка. – И пила на птицефабрике имеется!
– Она имеется и здесь, – лениво махнула я рукой на брезент под вишней.
Камиль, Линейка и Воеводин ринулись убирать брезент, а Лапина, подхватив на руки Золушку, унеслась в дом в слезах:
– Я звоню адвокату!
– Взять образцы, – махнул Воеводин лаборантам, что скучали от безделья уже не первый час, пока Задович не подпускал их ни к собаке, ни к перу и даже на участок заходить не позволял.
Линейка снял фуражку, вытирая рукавом вспотевший лоб:
– Да тут же ж через двор по такому станку! У Катюши дед столярничает, чего взъелись на нее?! – огрел он презрительным взглядом Камиля, что не оценил по достоинству лучшую девушку в Костино, доведя ее до слез.
Я отошла к садовой ванночке с дождевой водой, где Камиль промывал перо с морды Золушки. Собака давно выбралась из дома через створку для животных. Она принялась лакать воду, пока я распугивала пальцами водомерок. Золушка обглодала кость убитого, и теперь в ее крови – ДНК жертвы. Думал ли мужчина, что его труп съест собака? Думал ли, что частички его останутся на языке псины, а позже попадут в воду, по которой скользят мои пальцы и лапки водяных жуков-конькобежцев?
Прикрыв глаза, я наблюдала за пятнами по ту сторону век, слушая внутри себя «шепот» Аллы, который принимала за звон в ушах, оставшийся последствием взрыва. Раньше это были не слова, порой лишь ощущения, похожие на интуицию, но все чаще они обретали свою форму. Свой голос. И вес. Именно он давил на меня свинцовой тучей на безоблачном небе, и видела эту тучу я одна.
Думала ли Алла, что погибнет в девятнадцать? А думала ли я, что выстрел произведет мой палец, зажатый пальцем Максима?
«Пальцы! Слишком много!» – хохотнула Алла.
– Прекрати! – выкрикнула я, чиркая по воде ладонью и опуская лицо к коленям, после чего прислонилась спиной к ванне.
– Прекратить что? Расследовать дело? – переспросил Камиль, остановившись ко мне спиной. – Твои версии, Журавлева. Ну же, я жду, – чуть обернулся он через плечо, и я была уверена, что смотрел он на меня в отражении стекла веранды.
Но