но давай на этом прервемся, мне надо по делу. Заходи, когда закончишь, в медкабинет на второй палубе, я дорасскажу. Ты, кстати, что, латинос?
– Бразилия, – с достоинством произнес Рауль, – Пеле! Ох, сейчас бы в футбол! В Миязаки попинаем мячик? – бросил он уже на ходу.
«Подходящий тип, доктора обязаны быть вменяемыми…» – порадовался Рауль встрече с Генри.
Метавестика
Изложение основ мира в исполнении Генри явилось для Рауля неслыханным откровением. Весь секрет в том, что Генри сводил сложные понятия к простым.
– Все определяет сознание: и эту воду за бортом, и нас с тобой, и чаек – это известные вещи, французские импрессионисты поняли эту штуку в девятнадцатом веке и наворотили тако-о-е искусство! В России потом отголоски слышались, но там все в революцию переросло, так сильно их схватило. К слову сказать, символическим моментом той революции был корабль «Аврора» – в аллегорическом смысле дедушка нашей посудины. Не было бы «Авроры», не видать русским их революции. Не было бы «Робокола», наши судьбы имели бы другую канву. Люди – это инструменты сознания; ты бы, к примеру, каким-нибудь бычком ходил в полях. Но это наш капитан так развлекается – шутит, значит!
Сознание работает на два участка: и вверх, и вниз, как термометр. Внизу, там, где холод обычно показывают, лед и заморозки, там все так и есть – заледенелое, то есть, затвердевшее. Догадываешься, в какой карбоновой оболочке мы с тобой обитаем? Тела людские – это, собственно, груда замерзшего вещества, что в низкой температуре. Теперь поднимаем градус…
На этих словах Генри прервался, снова погладил себя по неправильной, все никак не желающей оформиться лысине. Он поднял руку, будто что-то вспомнил, затем щелкнул пальцами, направил указательный палец вверх, покосился на пробирки с прозрачной жидкостью. Но потом цыкнул языком – передумал.
– Итак, градус вверх – это, условно, сознание, направляющееся на просторные формы; во льду, согласись, не разгуляешься. Вода уже осязаемая величина и одновременно бесформенная, она есть, ее можно зачерпнуть, но то, что помещаешь в любой объем, не представляет всю воду. Лишь образец, так сказать, воды, разлитой по всей планете, и, как ты убедился, воды этой куда больше, чем всего остального на земле, куда больше!
Вода есть метафора, чтобы понятно было. Эта самая вода есть и в той твердейшей, замороженной субстанции, которая неизбежно будет принимать форму, она обречена на форму. Об-ре-че-на!
Гляди сюда, у меня все в кабинете – модель Вселенной. Вот – кран с водой, а тут ниже – краник для газовой горелки; видишь, как все устроено. И все такое же во Вселенной Бога: краник с водой и тут же краник с газом: сейчас вода – это жидкость, и, как только потребует необходимость, она станет газом; газы – это следующий мир. Знаешь, я изучал анатомию, увлекался сам, и не поверишь – в нас столько газов. Да мы настоящий воздушный шар, надутый газами, и не взлетаем по той причине, что газы разные: есть