не мужчины – мужика… Такого первобытного, волосатого, здоровенного мужика, который и мамонта бы за хвост притащил к дому своей самки, если бы она была голодна.
Хорошо бы в набедренной повязке смотрелся… Или без нее… В пещере, при свете костра… Мощный торс блестел бы от пота, бедра молотили на полной скорости…
Меня немного бросило в пот.
После месячных всегда обострены реакции…
Еще и эти взгляды – убийственно-зверские, которые бросал на меня Дубинин поверх своего члена, покачивающегося в моем направлении.
Бессовестный. Хотел меня смутить? Чтобы сбежала с этой работы сама?
Я откинула волосы назад и улыбнулась ему – не выйдет!
И в этот миг…
Конечно, в самый неподходящий…
К нам вошли.
Без… стука.
Разумеется, дверь же распахнута. Я не любила пространства, где много закрытых дверей, стен, и после пребывания в основном зале, который напоминал улей из множества сотов, чувствовала необходимость оказаться на большом, свободном пространстве. Вот и… уединилась!
– Ростислав! – прогремел мужской голос.
Картина… маслом.
Мужик с елдаком у моего лица, я на полу, сияю довольной улыбкой.
Не сразу до меня донесся голос приятеля.
Я… малость находился в раже, что ли?
Странное соревнование – выбесить/вывести из себя, состязание с рыжей кнопкой! И, кажется, сегодня у нас ничья – она навскидку карандаш к моему достоинству прикладывала, а я зверел, испытывая прилив возбуждения, потому что представил, что она будет измерять иначе, и…
Еще и этот голос.
Оглянулся.
– Эмиль? Что ты здесь делаешь?
Друг сорвал очки с лица, еще немного опухшего после попойки.
– Кажется, у тебя были проблемы. По голосу понял… Я здесь неподалеку с двумя… Впрочем, неважно. Как я погляжу, у тебя все… хорошо? – ухмыльнулся. – И двери даже не закрываешь!
Потом он перевел взгляд на рыжую, которая с достоинством королевы невозмутимо складывала в свою сумку барахлишко художника – стертые резинки, карандаш, кусок какого-то угля.
– Ох! – выдохнул Эмиль и едва ли не подпрыгнул, увидев рыжую.
Потом рванул ко мне.
Я заправлял стояк в трусы и натягивал штаны, матеря себя за помутнение рассудка. Вывалил снаряд, ептить.
– Я… Я тоже хочу, – дыхнул перегаром друг.
– Проспись, харя, – двинул плечом в сторону.
Как-то само собой так вышло, что Эмиль оказался за моей спиной и не видел Марфу.
Случайно заслонил.
– А вы… Кхм… Можете заняться тем, о чем мы договорились, – кивнул ей так, будто ничего не было.
Будто не застукали в момент, который можно было истолковать превратно.
– Будет сделано. В лучшем виде. Адрес бассейна скинь, – кивнула и ушла.
– Чува-а-ак! – прохрипел Эмиль, рухнул на кресло.
Схватил кувшин, начал хлестать из горла.
Я поморщился.
– Ты, животное… Это вчерашняя вода. Здесь после вчерашней презентации уборщица еще не была, видишь же… –