смуглого, продолговатого, а не кукольно-круглого лица, розовые губки сложены в чуть ироничную гримаску.
Кукла появилась в спальне матери где-то спустя неделю после смерти отца. Это было тем более удивительно, что к подобному «мещанству» Аделаида всегда относилась с огромным презрением и всякие вазочки-статуэточки-салфеточки не жаловала, тем более в своей «святая святых» – спальне. А тут в кресле в углу, возле балконной двери, сидела эта то ли фарфоровая, то ли восковая красотка и глядела на окружающий мир из-под длинных ресниц хитрыми зелеными глазами. И одета была не по кукольному, а так, как одевались дамы времен Наполеона: прямое платье-хитон зеленого цвета и газовая накидка того же оттенка с золотой нитью.
– Это что за чудо в перьях? – изумился тогда Андрей, протягивая руку.
– Лучше не трогай, – спокойно отозвалась Ада, расчесывая у туалетного столика длинные, густые волосы. – Этой игрушке сто лет в обед, как она до сих пор уцелела, не понимаю.
– Это твоя кукла?
– Теперь моя, – немного загадочно ответила Ада. – Но вообще-то раньше была куклой твоей бабушки Юзефы. А может быть, и куклой ее бабушки, судя по платью.
– Сколько же ей лет?
– Думаю, не меньше ста пятидесяти. А то и побольше.
– И где она была раньше?
– В запертой комнате, – все так же спокойно сообщила ему мать.
Андрей был, мягко говоря, потрясен. Запертая комната не отпиралась никогда. Все разговоры на эту тему отец пресекал с невероятной жесткостью, где держал ключ – никому не было известно. И вдруг мама приносит в свою спальню вещь из этой «комнаты Синей Бороды» и говорит об этом так безмятежно, как если бы взяла вазочку из гостиной.
– А что там еще есть? – замирающим голосом спросил Андрей.
Ада пожала плечами.
– Ничего интересного. Допотопная кровать с подушками и кружевами, сундук с какой-то рухлядью, фотографии…
– Какие фотографии? – с возрастающим любопытством допытывался Андрей.
Ада закончила расчесывать волосы, скрутила их в тугой узел и сделала свою обычную прическу. Вопроса сына она как бы не расслышала, из чего следовала: повторять бессмысленно, все равно смолчит или переведет разговор на другую тему. Характер своей матушки двенадцатилетний Андрей уже знал достаточно хорошо.
Поэтому тоже замолчал и еще раз хорошенько рассмотрел куклу. Сейчас она понравилась ему еще больше, хотя он сам на себя сердился: не девчонка же, чтобы позариться на такую игрушку. Но уж больно обаятельна была эта гостья из дальнего прошлого, и так манили к себе хитрые зеленые глаза… Можно было понять Аду, польстившуюся на такую красоту. В ее детстве, кажется, вообще приличных игрушек не было. А если и были, то до фарфоровой красавицы им далеко.
Присмотревшись, Андрей, достойный сын своего отца-архитектора, понял, что дело еще в пропорциях, которые придал кукле неизвестный, давно покойный мастер. Ведь, как ни странно это звучит,