его обучать надо. Погоди, провожу… ох, зря, парень… Люди сюда рвутся, поубивать друг друга готовы, ему вишь, не нравится…
Сержант вышел за мной в зеленоватую пустыню – сколько здесь околачиваюсь, столько не могу привыкнуть, что Марс не красный, а зеленый, даже не зеленый, такого цвета на земле и не увидишь… И солнце таращится на нас, окруженное звездами, как издевается над нами, испытывает рассудок на прочность…
– Ну давай, парень… Будь. А все-таки зря ты это, вы, молодые, думаете, работу найти, раз плюнуть… потом помыкаешься, вспомнишь базу… Не дай бог конечно тебе мыкаться, да кто тебя знает… ладно, будь…
Он кивнул – казалось, уже не мне, кому-то другому, невидимому, размашисто зашагал к неказистому челночку в стороне от всех. Я зачарованно смотрел, как он закрывает люк… как челнок плавно отрывается от зеленого песка, скользит за моим челноком…
Вот черт…
Включаю радио.
– Мой сержант, как слышите, прием!
– Какой я тебе твой сержант… все, мы с тобой птицы вольные…
– Вы что… тоже?
– Ну а ты один, что ли, такой умный? Хрен с ними, сами пусть на своей базе сидят…
– А вы теперь… куда? К Земле?
– На хрен к Земле… ч-х-х-ф-ш-ш-ш… тут и без Земли делов до хрена… Так что, парень, давай… на Земле всем там привет… ч-х-х-х-ч-ш-ш-ч-ш-ч…
Я смотрел, как он исчезает в черном космосе – блестящая звезда, затерянная среди туманностей и облаков. Как быстро человек становится звездой… Я еще слал ему какие-то сигналы, он не слышал меня, до меня какое-то время еще долетали его позывные, я слушал его тихое бормотание, слушал сигналы, которые он ловил, на которые летел – в никуда:
– Алло, станция? Станция? Сто седьмая вызывает станцию… повторяю – сто седьмая вызывает станцию! Топливо на нуле… повторяю – топливо на нуле!
На птичьих правах
Игорь умер ночью, умер как-то тихо, незаметно, я утром еще встал, еще кофе себе заварил, потом вспомнил про него, что, Игореха, кофеек будешь, а он уже не дышал. Я даже не почувствовал ничего, что он умер, удивился только, что не умер раньше, вообще, кто на синий шарик попадает, тот уже все, не жилец…
Мне как-то не по себе стало, и не то, чтобы жалко, а непонятно просто – что дальше, куда мне этого мертвого Игореху девать. С серого шарика не сбросишь, в шарик не закопаешь, это же не земля. Ближе к полудню, когда повеяло душком смерти, уже подумывал, как бы из нехитрой нашей мебели устроить костер, когда пришли Эти. Молодцы, сразу смекнули, что к чему, пришли, забрали Игореху, я даже толком проститься с ним не успел, Они, видно, не понимают, что такое проститься.
И что с Игорехой сделали, не знаю, это я им тоже объяснить не успел… Что надо как-то земле предать или огню, цветочков там каких при нести или еще чего красивого, сказать что-нибудь… такое… И так неудобно перед Игорехой, ночь же с ним сидел, все боялся заснуть, вдруг помрет, на рассвете закимарил, и на тебе…
Сам виноват, это сколько дури вместо мозгов надо, чтобы на синий шарик