В этом карцере, кирпичные стены которого прогнили от сырости и теперь сочились мутной, вонючей жидкостью, не было ни обильной жратвы, ни тем более спирта, которым делились с ним сокамерники, зато никто не донимал разговорами и можно было уже совершенно спокойно оценить ситуацию.
Более всего тревожило то, что он не мог дать знать о себе Яровому, которому теперь, судя по всему, придется менять общий рисунок оперативной разработки каналов хищения и сбыта черного золота, разработанный еще в Москве. Впрочем, Антон даже не сомневался в том, что Яровой уже выяснил причину столь внезапного исчезновения агента, однако это мало что давало. Не станет же он требовать освобождения Седого, заявив, что под этой личиной скрывается подполковник ФСБ.
Короче говоря, дела обстояли хуже некуда.
Чтобы не сойти с ума от вида этих проклятых стен, давящих на психику, как пятитонный пресс на податливую пластинку, Крымов до изнеможения отжимался руками от сырого, холодного бетонного пола, качал мышцы живота, после чего падал на жесткую, узкую шконку и, уставившись на тусклую лампочку-сорокаваттку, через стекло которой едва пробивался свет, пытался максимально собраться и отбросить эмоции. Главное – не суетиться. Он знал: стоит только начать мельтешить, как тебя тут же поджидает последующая неприятность, но уже более серьезная. А в том, что воронцовские «доброжелатели» ждут не дождутся его прокола, Крымов даже не сомневался. Иначе зачем было устраивать весь этот маскарад.
Правда, непонятной оставалась роль Оськина в этом деле. Если следак изначально не замаран в этой подставе с наркотиками и если он не полный дебил, то почему столь тупо и упорно гнет свою линию по обвинению задержанного в распространении тяжелых наркотиков и даже не желает прислушиваться к его контрдоводам? Может, лишнюю лычку в петличку заработать хочет?
Впрочем, все это было гаданием на кофейной гуще, прерванным появлением в камере коридорного. Уставившись на Крымова тяжелым, пронизывающим взглядом, который с годами вырабатывается не только у корпусных с прогульщиками, но и у ваньков-контрактников[6], он дождался, когда тот поднимется со шконки, и негромко произнес:
– С тобой тут потолковать кое-кто желает. Так что не вздумай выпендриваться, в момент рога обломаю.
Несколько ошеломленный, Крымов непонимающе уставился на коридорного. Господин Оськин никогда бы не опустился до подобного визита, поэтому оставались или «доброжелатели», подкинувшие ему наркоту, или же… Однако то, что ему предстояло увидеть, превзошло все его ожидания. В камеру вошел высокий мужик лет пятидесяти и, дождавшись, когда коридорный прикроет за собой громыхнувшую дверь, смерил Крымова откровенно изучающим взглядом и только после этого пробасил голосом уверенного в себе человека:
– Так это ты, что ли, хотел меня видеть? Колись!
У Крымова нервным тиком дернулась щека.
Перебитый у основания нос, широкое скуластое лицо с мощными надбровными дугами, под которыми как бы терялись глаза, высокий лоб, шишковатый череп.
Кудлач!
По