>
но Господь управляет шествием его.
Затравленный и прижатый
к стене кот превращается в тигра.
Лето 1913 года, Бакинская губерния
1.1.
Абшерон1 млел под знойным солнцем, вдаваясь угловатым берегом в Каспий. Вдоль дорог, что опутывали полуостров по сухой высушенной солнцем земле, встречались редкие кусты орешника и терновника, чья листва была покрыта толстым слоем дорожной пыли. И лишь в низинах меж гор, где журчали мелководные быстрые и звонкие речушки, да в садах татских деревушек и вилл Абшерона, где приятная прохлада волновала взмокшее тело, можно было ощутить истинное блаженство, расположившись в тени душистых сосен и цветущего жасмина. В старых каменных селениях от жары спасали узкие улочки, погруженные в тень высоких выжженных на солнце стен. В огромном, стремительно разраставшемся Баку спасения не было вовсе.
Раскаленный воздух подрагивал, и усталый взгляд едва замечал размытые фигуры обеспеченных мужчин в европейских костюмах, татов2 в местных шальварах и арахчынах3, стариков в длинных зипунах и папахах. Босые в длинных рубашонках дети, пожалуй, единственные, кто не замечал палящего солнца. Они разбегались, словно бисер, от чересчур бдительных торговцев, взбираясь на высокие стены, и оттуда вели свое наблюдение за старым, изнывавшим от жары городом. Значительно реже можно было встретить дам с непокрытым лицом да местных таток, с ног до головы укутанных в свои одеяния. Первые выходили ближе к вечеру, совершая променад по городским бульварам и паркам в сопровождении подруг или кавалеров, а вторые и вовсе редко показывали нос на улицы города, ведя бесконечную рутинную домашнюю работу.
На площадях и базарах, в запутанных кварталах там и сям прохожего поджидали суетливые брадобреи, бренчали о черепки гончары, громко зазывали торговцы рыбы, фруктов, чая, риса и прочего. Горланили разносчики газет, ловко разливали воду по сосудам продавцы воды, – куда же без них? А безжалостное бакинское солнце обжигало дыхание, липкая плоть прилипала к одежде. От того кто-то прятался в тени, кто-то кутался в шерстяные накидки, кто-то изрядно обмахивал себя, чем придется, надеясь поймать живительную прохладу.
Дела, дела, дела заставляли жителей покидать прохладу домашних залов, выходить на ступенчатые не мощеные улицы Баку, которые порой имели самый неприглядный вид: при северном или южном ветре вся пыль дорог вздымалась верх и не могла осесть неделями. Если же шел дождь, то грязь доходила кое-где до колена, а во все возможные ухабы и выбоины набиралась грязная вода, отчего порой улицу пройти было просто невозможно. В такие дни на центральных улицах, вблизи банков и крупных пассажей, дежурили проворные амбалы, которые за неплохие барыши шустро переносили пешеходов через раскисшие дороги. Но дожди летом здесь были большой редкостью.
В Баку рабочий день начинался рано, а заканчивался поздно. В начале ХХ века этот когда-то провинциальный восточный город вдруг стал крупным финансовым и промышленным центром Южного Кавказа. Город, казалось, стремился наверстать упущенное, угнаться за стремительно набиравшим бег временем. Здесь умудрялись уживаться беки и ранджбары4, владельцы предприятий и муздуры5, шииты и сунниты, евреи, православные, протестанты и молокане6 и прочие. К началу ХХ века численность города стремительно росла, темпы миграции были несравнимы с другими городами Российской империи. А потому здесь смешивались народы и национальности, традиции и культуры, языки и говоры. Город разрастался, поглощая ближайшие селения, образуя царство с центром в Баку. Здесь сосуществовали гимназии и хамамы7, заводы и армия безработных, жандармерия и революционные кружки, мечети и синагоги, церкви и различные общины, общественные организации и секты.
Сюда со всего Азербайджана везли хлопок и пшеницу, овец и лошадей, древесину, нефть и металлы, рыбу, фрукты и многое другое. Так долго дремавший, живший, словно в спячке, многовековый город пробудился, когда нашлись те, кто стал добывать тысячелетиями накапливавшуюся в недрах земли священную огненную жидкость – нефть. Применявшаяся тысячелетиями в качестве культового огня зороастрийцев, она стала топливом для машин. Культ огня уступил место культу денег, всесильная сила огня оказалась беспомощной перед всепроникающей человеческой жадностью. И город, через который шла продажа черного золота, очнулся и пробудился. Он впитывал в себя все новое, стремительно менялся, старое уступало место европейскому, русскому, подчас ломаясь, а иногда причудливо трансформируясь. Новый статус нефтяной столицы России заставлял город и его жителей вращаться в совершенно новом безумном ритме.
Баку усиливал свои тиски, ускоряя обороты благодаря все новым и новым инвестициям. Иностранцы, наводнившие Баку, меняли до неузнаваемости старый средневековый, традиционно мусульманский,