ажении мысли, помимо терминов, обозначающих простые объекты, группы или классы объектов, регулярно встречаются термины, обозначающие общие понятия, возникающие внутри, а не извне, предикаты и отношения, под которыми для ума стоят предметы или которыми они определяются, то есть так называемые категории мысли. Такими терминами являются, например, бытие, количество, сущность, причина, актуальность, конец, истина, с их примитивами или производными. Общие понятия, обозначаемые этими терминами, имеют очень большое значение и интерес не только как образующие основание определенной связи, в сознании, между предметами, но и как вместе составляющие мир реальностей самих по себе.
То, что эти понятия имеют необходимую реальность и значение в опыте, а значит, являются возможным предметом настоящей науки, практически очевидно из того, что они необходимы для мышления и дискурса как такового, для объективной или фиксированной согласованности между идеями, для знания или науки: сами формы языка неизбежно предполагают их, и по этой причине, если не по какой-либо другой, они, поскольку язык – это лишь воплощение и инструмент мысли вообще, необходимы для самой мысли; а науки, как воплощение идей определенных и необходимых связей между объектами, постоянно предполагают их, так что можно с полной правдой сказать, что любая наука действительно и по-настоящему является наукой пропорционально тому (косвенному) признанию, которое получают в ней категории. И если уж на то пошло – стоит заметить, что продукты простой фантазии не могут существовать без определенной основы в категориях.
Теоретическое доказательство необходимости, реальности и огромного значения категорий должно быть дано специальной наукой, которая берет именно их в качестве своего предмета. Признание, которое науки в целом дают категориям, по большей части является лишь практическим и косвенным, а не теоретическим и прямым. Даже науки о дискурсе – грамматика, филология, риторика, формальная логика – хотя и содержат весьма отчетливые представления о категориях как о чем-то отличимом от данного материала, в который они, грубо говоря, погружены, и доводят до ясного сознания необходимость изучения категорий самих по себе, не берутся их изучать, исследовать их (логическое) происхождение, необходимость, обоснованность, органические связи и группировки – короче говоря, «критиковать» категории как таковые. В еще меньшей степени это исследование проводится науками, предметом которых является внешний мир, а не дискурс или мышление как таковое. Такое изучение, исследование, критика – это, повторим, задача отдельной науки, науки, по сути, науки как таковой, а именно философии и, в частности, ее фундаментальной части, логики.
Полное понимание природы Логики, разумеется, невозможно с порога этой науки, оно должно быть получено в ходе ее изучения во всей полноте. Но некоторое предварительное представление о ней необходимо и может быть здесь изложено. Итак, пусть Логика будет условно определена как, par excellence, критика категорий. Критика может быть двоякого рода: она может быть только или главным образом аналитической, ограничительной, отрицательной, формальной; или она может быть синтетической, развивающей, положительной, реальной. Критика первого рода довольствуется тем, что принимает свой объект как данность, изолирует, тщательно исследует его только для того, чтобы обнаружить его ограничения, не всегда позитивно и непосредственно предлагая надлежащее дополнение для преодоления этих ограничений; и вместо того, чтобы позволить своему объекту определяться для мысли его естественными отношениями, она склонна судить его по стандарту, лежащему слишком далеко за пределами себя, и, следовательно, быть формальной, а не реальной. Такова, например, кантовская критика категорий, несмотря на поиск синтетической истины, которым эта критика была мотивирована. Эта критика в значительной степени была попыткой предотвратить (неправильное) применение категорий за пределами ограниченной сферы, чтобы удержать «человеческую» мысль в определенных безопасных границах. Она принимала категории как логические факты, анализировала их, рассматривая как отдельные и противоположные некоторые из них, которые имели реальное значение и истину только в органической связи друг с другом, и в результате пришла к принципиально негативному результату, что «человеческая мысль» фатально самопротиворечива в отношении конечной реальности, что существует или может существовать сфера, недоступная для мысли, непознаваемая «вещь в себе», и что законы мысли по отношению к ней носят лишь регулятивный характер. Но критика, чтобы быть адекватной своему объекту, должна быть чем-то большим, чем кантовская критика или любая другая в этом роде. Категории должны рассматриваться в органическом отношении друг к другу и ко всей возможной или мыслимой материи мысли.
Открытие ограниченности категорий, взятых по отдельности или как группы, должно быть также открытием того, что дополняет их; каждая категория, вместо того чтобы приниматься как данность, должна быть известна в своем происхождении в логически предшествующей и переходе в логически последующую, а категории в совокупности должны рассматриваться как система предикатов в органическом отношении к предмету, к которому они применяются и дают определение и смысл. Истинная критика