разговора со Свидерским он так и не смог заснуть и чувствовал себя странно: тело то и дело вновь окатывало жаром, словно резко поднималась температура, но сознание оставалось кристально ясным и силы с каждым разом возрастали.
Похоже, последним опустошением он раскачал резерв так, как за все годы обучения в магуниверситете не раскачивал.
Дежурный командир охраны отправил его после сеанса связи на осмотр в лазарет, и Матвей, пока ждал виталиста, заглянул к Димке в палату. В ней разместилось несколько бойцов, пахло лекарствами и антисептиком. Друг спал под капельницей, измученный и очень повзрослевший. Ситников, стоя у его койки, вспомнил, как тот умирал на его руках, вспомнил вчерашний вечер и всех, кто погиб, защищая бункер, и неожиданно для себя всхлипнул, как в детстве. Потер глаза костяшками пальцев и тихонечко, чтобы не вызвать недовольство врачей за несанкционированное вмешательство, подпитал друга витой.
Матвей уже знал, что прямо сейчас иномиряне атакуют Иоаннесбург и бои не прекращаются со вчерашнего вечера. Но это воспринималось спокойно, а вот внутреннее беспокойство все росло. Из-за Алины? Из-за того, что предстоит ей с профессором Троттом и драконом Четери?
Пожилой виталист, просканировав Ситникова, покачал головой:
– Я диагностировал вас несколько часов назад и был уверен, что вы полностью выгорели, – проговорил он, – и то, что я вижу – это настоящее чудо. У вас сил сейчас побольше, чем у меня.
– Быть может, тогда вам нужна помощь с ранеными? – спросил Ситников с надеждой, но виталист развел руками:
– Все операции проведены, все стабильны. Вы можете пройтись по тяжелым и подпитать их витой, но затем я настойчиво рекомендую вам отдохнуть, Ситников. Что бы ни помогло вам восстановиться, помните, что недостаточно починить тело и ауру, наша психика тоже должна отдохнуть и переработать случившееся. Вам положен покой и сон. И усиленное питание – сходите-ка в столовую, не ждите утра.
Столовую Матвей оставил на потом – сначала нужно было заглянуть к Алине.
Принцесса и лорд Тротт лежали безучастные, недвижимые – только грудь у обоих вздымалась равномерно. От них обоих тянуло холодом.
– Лучше не прикасайтесь и не подходите близко, – предупредил отец Олег. – Слишком нестабильны стихии. Для меня это безопасно, для вас может быть нет, несмотря на вашу связь.
Матвей потоптался рядом у двери, чувствуя стеснение в груди. Маета усиливалась, и он отчетливо чувствовал, как нервно, рвано пульсируют стихии – как будто кто-то то наводил резкость, то снижал ее.
В столовой со стороны кухни гремели кастрюли – повара из новоприбывших готовились кормить гражданских и немалый гарнизон бункера. Ситников поел, рассеянно глядя поверх тарелки. Ему было больно и глухо, и казалось, что после вчерашнего он сам действительно сгорел дотла. Словно там остался мальчишка, который все не воспринимал войну реальной. А потом война