и позвонила Чейзу – лучшему другу Тейлора – зная, что он сможет все прояснить. Как только он ответил, я сказала: «Все говорят, что Тейлор умер. Пожалуйста, расскажи мне, что произошло на самом деле. Я же знаю, что он не умер!»
Голос Чейза звучал странно и безжизненно: «Он умер. Прошлой ночью».
Позже я узнала, что печень Тейлора лопнула от ударов футболистов из команды соперников. Казалось, что с ним все нормально, когда он встал и отошел в сторону. Однако в реальности он совсем не был в порядке. Я не понимала, почему экстренная операция, которую провели той же ночью, не помогла спасти Тейлора. Разве это не предназначение профессии врача – спасение людей? Особенно таких молодых, сильных и здоровых, как Тейлор.
Долгое время все случившееся казалось мне нереальным. Конечно, я знала, что подобные вещи случаются, но это всегда происходило с другими, не с моими друзьями. Все было похоже на дурной сон, непонятный и шокирующий каждый раз, когда я заново осознавала, что Тейлора больше нет. Когда он не провожал меня на пятый урок, или не приходил на киновечера, которые мы устраивали нашей компанией друзей, или когда не писал мне.[2]
Когда первая волна шока схлынула, я поняла: что-то изменилось во мне после смерти Тейлора. Я знала, что такое смерть, но воспринимала ее как нечто, что происходит в конце жизни, но никак не в самом ее начале. И не так, как это произошло сейчас. Весь следующий год я злилась: на своих друзей, продолжавших жить как ни в чем не бывало; на футболистов, ударивших Тейлора, и особенно на священника, проповедовавшего, как любвеобилен Бог. Я знала, что многие обращаются к своей вере, переживая утрату, но я не могла. У меня появилось много вопросов. Та беспрекословная вера, которая сформировалась еще в детстве, серьезно пошатнулась. Теперь мне нужны были ответы, поэтому я спрашивала всех и каждого, кто готов был меня выслушать: «Как Бог мог позволить педофилам и убийцам существовать на этой земле, но забрать моего любимого друга до того, как он смог осуществить все свои мечты?» Люди в церкви пытались успокоить меня, убеждая, что Тейлор находится в лучшем месте. В ответ я закатывала глаза, пока мама щипала меня за руку и шипела в ухо, чтобы я вела себя «вежливо».
Летом, после окончания средней школы, я переехала в Таллахасси, город в трех часах езды от дома, чтобы поступить в Университет штата Флорида. Там я присоединилась к женской общине, где своими глазами увидела, как колледж заработал репутацию лучшей партийной школы. Я продолжала ходить в церковь после смерти Тейлора несмотря на то, что больше не верила в это всем сердцем. Однако за время учебы в колледже я ни разу не переступила порог церкви. Выросшая в крайне религиозной среде, я внезапно почувствовала себя свободной. Здесь не было никаких правил, я могла делать все, что пожелаю. По ночам я чаще всего я напивалась и изо всех сил пыталась найти смысл и цель жизни. Моя жизнь больше не была подчинена строгому графику и структуре, она принадлежала только мне. Такой резкий переход стал для меня непростой задачей. Чувство вины было слишком сильным, чтобы я призналась семье во всем, что делаю. Поэтому всякий раз, когда