в ближайший трактир, заказывать то, чего нет у нас в кладовой. Я тут пока соберусь, все на столе будет.
В самый разгар гастрономических терзаний пришла Вика. Глаза, как и положено, на мокром месте, крылья носа покраснели, подрагивают. Переживала. Но вытерпела целых двадцать минут, чтобы соблюсти приличия и не мчаться за мной стремглав. И ведь хватило ума не бросаться при всех на шею. Ставлю плюс. Жирный.
Вот чуть до конфликта не дошло. Тут я весь в кулинарных фантазиях, а потому, конечно же, эмоционально туповат. И приходит девушка, к которой я неровно дышу, и вообще, у нее на меня далеко идущие планы, а мысли дальше той самой картошечки с румяной, повторюсь, хрустящей корочкой, с лучком и даже зубчиком чесночка, прожаренным исключительно для придания вкусу особой ароматной тонкости. Вика почувствовала, что как-то не так происходит встреча, и начала допрос. Естественно, я сослался на усталость и пережитую эмоциональную бурю, но заподозрила что-то. А нечего к голодному мужику подходить и чувства показывать! Это все от неопытности, со временем пройдет.
И вот в момент, когда влага начала копиться в уголках глаз Виктории Августовны, примчался Алексей-спаситель и приволок кучу еды. В том числе и понятно что, до сих пор шкворчащее в судке.
– Садись, будем пировать, – пригласил я Вику.
И она согласилась. За что получила краткую версию моих приключений. История с великим князем, а заодно и великой княгиней привела ее в священный трепет, перед которым померкло даже возмущение проступком негодяя Хрунова. И я был вынужден повторить всю историю в мельчайших подробностях: кто во что одет был, чем пах и так далее… За исключением сведений, составляющих врачебную тайну, естественно. Не хватало еще стать источником сплетен о состоянии здоровья такой особы. Тогда Сахалин мне обеспечен до конца жизни. А Чехов оттуда уже уехал, перемолвиться не с кем будет.
В мое отсутствие, хоть и весьма непродолжительное, руководство осуществлял следующий по должности. И сейчас старший врач держал ответ в моем кабинете. Кстати, за мой стол он залезть не успел, что, несомненно, говорит о том, что сообразительность у него есть. Или это такт? Неважно.
– Евгений Александрович, за время вашего отсутствия обслужено девять вызовов, из них три по просьбе пожарной охраны. Как вы и распорядились, сведения собираются отдельно. Доставлен в стационар один мужчина с подозрением на острый аппендицит. Сейчас его состояние…
– Потом, – оборвал я поляка. – Это терпит? Продолжайте.
– Все сотрудники на рабочем месте, подвижной состав без особенностей.
Вот уж не думал, что шуточное название лошадиного парка так приживется. Наверное, Моровский нашел в этом особый бюрократический изыск.
– Что же, посмотрим аппендицит. – Я начал подниматься из-за стола.
– Есть еще кое-что, – с видом заговорщика произнес Моровский.
Ого, что-то новое. Какая-то дружественность промелькнула в его словах. С чего бы это?
– Говорите.
– Вот,