правдоподобный ответ, если бы не тот факт, что Эй в этот момент покачала головой и беззвучно произнесла: «Он сам». Клянусь – именно это я прочитал по её губам! Я хотел что-то спросить, но в этот момент вспыхнуло пламя. Врачу удалось запалить огонь в печи. Видимо, Лёд не зря мок на крыше. Всё-таки он умелый парень, несмотря на несносный характер. Но мыслимо ли, что человек способен сам нанести себе шрамы? Зачем? Или это очередные выдумки Эй? Я решил, что как только дождь стихнет, схожу на разведку. Мне хочется побыть в одиночестве. Поискать соблазны и дары.
P. S. Врач подозрительно смотрит на меня и слюнявит свой красный карандаш. У меня мороз по коже, ведь теперь-то я знаю, ЧТО он пишет своими неровными красными буквами. Смерть-смерть-смерть.
Memento mori[19]. Я терпеливо ждал, и вот наконец случай представился – ящер ослабил бдительность. Он сам позволил непогоде сломить себя. В моей голове не смолкает шершавый шёпот матушки, терзающий моё нутро: «Истинно, истинно говорю вам: ядущий его плоть и пиющий кровь его имеет жизнь вечную, ибо будет воскрешён в последний день». Вне всякого сомнения, невозможно представить, чтобы тот, кто есть по природе сама Жизнь, не смог победить тление и преодолеть смерть. Крупица жизни мерцает в каждой твари, но в ней она особенно ярка, и я извлеку её прежде, чем кто-либо погасит её своим ядом. В первую очередь я избавлю ящера от мучений. Carpe diem[20]. В сущности, алхимик Пара-цельс говорил: «Alle Dinge sind Gift, und nichts ist ohne Gift; allein die Dosis macht, da? ein Ding kein Gift sei»[21]. Как много голосов сегодня в моей голове! Всё – лекарство, но всё яд! А дозу буду рассчитывать я сам. Она знает. Это нетрудно прочесть по её позе, резким движениям, по тому, как она подносит ему кружку с питьём, не сводя с меня долго взгляда. Скоро. Очень скоро мне останется дописать – mors per venenum, смерть от яда, mors a vita, смерть от жизни.
Запись пятнадцатая
Удивительно, как быстро тает снег! Никогда не привыкну к этому ощущению тишины ранней весной – оно окутывает тебя вместе с туманом, который выдыхает сырая земля. Слякоть звонко чмокает под моими ботинками, и чем дальше я удаляюсь от железнодорожной насыпи, тем труднее идти. Но на сердце становится легче. Изо рта вырываются клочки пара – в этом я похож на чернеющую почву. Кожа на моих пальцах покраснела и потрескалась – только так я понимаю, что температура воздуха ещё довольно низкая. Я засовываю руки поглубже в карманы и продолжаю идти. Деревня поблизости недружелюбно смотрит на меня чёрными выбитыми окнами, зловеще целясь в небо рассыпающимися печными трубами, словно стрелами. (Я не уверен, что должен вести повествование в настоящем времени, ведь эти строки я пишу, уже находясь совсем в другом месте. Но мне хочется показать вам этот день так, как его видел я. Я же могу поэкспериментировать?) На всякий случай я нащупываю в кармане небольшой нож и продолжаю свой путь. Мне вспоминается атмосфера из мистических романов – не удивлюсь, если из каменного колодца сейчас полезет, завывая, какая-то хтонь. Невзирая на страх,