но по дороге женщина умерла, а Эй нашёл и спас Врач. Кстати, вчера вечером я видел, как он бродит под окнами библиотеки.
Узнал, что его пациентка у меня, и теперь следит? Жутковато. Кстати, эта история о прошлом Эй мне кажется странной, похоже, она её наспех придумала, лишь бы не говорить мне правду. Когда Эй её рассказывала, она хоть и выглядела уверенной, но в её широко распахнутых глазах слишком хорошо читалось удивление, словно она сама не готова поверить в то, что мелет её язык. И потом, если они с матерью шли в поисках лучшей жизни, где тогда их вещи? Еда? Или они просто вышли одним зимним утром в рваных тряпках и побрели в неведомую даль, взявшись за руки? Я предположил вслух, что Врач мог забрать себе её пожитки, но Эй ответила, что у неё с собой ничего не было. А мать умерла примерно месяц назад, её тело она присыпала снегом и пошла дальше. Без одеяла. Без ножа и еды. Как она вообще до нас добралась? Врушка. Думает, если я плохо говорю, то и соображаю так же. Ну что ж. Это интересная загадка (я надеюсь). Мне теперь есть чем занять свою голову. Время всегда оголяет правду, остаётся лишь ждать и внимательно наблюдать.
Тень
Пламя адово превратило и здание, и книги в пепел. Но что толку рыдать и проклинать судьбу? Omnia orta cadunt![3] Мой дом выстоял. Я забрал и девушку, и юношу к себе. Огонь пощадил их тела, а значит, я снова могу работать. Если бы они только твёрдо следовали истине, выбитой в великой книге тайн – Nulli tacuisse nocet, nocet esse locutum![4] Их крики заставляют меня нервничать и терять ход мыслей. Зачем человеку дана устная речь? Она лишь отпугивает робкие идеи, готовые влететь в человеческую голову. Если так продолжится, я вырву их языки! Я дал ему карандаш, а тетрадь у него уже была – единственное, что он успел спасти из огня. Пусть лучше пишет, чем кричит, epistola non erubescit[5]. А с ней я сам разберусь. И вина её вовсе не в том, что она позволила пламени превратиться в разбушевавшегося демона преисподней. Почему никто не видит истины? Нет никакого смысла обвинять её в поджоге библиотеки и призывать к ответу. Нет надобности ей оправдываться! К чему все слова? Dis aliter visum, dis aliter visum[6]. И теперь я буду её судьёй.
Дневник Тени
Запись четвёртая
Я готов был убить Эй! У меня до сих пор трясутся руки и бешено колотится сердце. Ну почему я оставил её без присмотра! Она попросилась помыться, и я натаскал снега в большой железный чан, развёл под ним огонь. Сперва я хотел остаться, но потом решил не усложнять себе жизнь и вышел прогуляться. А когда вернулся, библиотека была охвачена огнём! Эй сидела на снегу и заворожённо смотрела, как разрушается мой дом, да вся моя жизнь! Мне казалось, я слышал не просто треск: то стонали и визжали от боли несчастные книги – мои драгоценные друзья. Пламя безжалостно терзало их страницы. Нет, я не могу вспоминать об этом без слёз! Я попытался спасти хотя бы свою любимую книжку «Чайка по имени Джонатан Ливингстон». Я так старался – кидал снег, искал проход к своей комнате. Но всё было напрасно. Дым, огонь, скрип ломающихся потолочных балок. Я уже