письмо дошло до тебя значит меня уже нет, в косметичке лишь тени, помада с блеском и туши, линзы если надо. Это все для того, чтобы ты стала увереннее в себе. Не обижайся что тебя не позвала на свои похороны, я не хотела, чтобы ты плакала. И еще там в сумке, что принесет тебе мой парень, есть несколько галстуков, несколько пар перчаток, и мои большие наушники, и кое что из одежды, у нас с тобой одинаковые размеры, я накупила тогда, когда мы ходи за покупками, благодаря тебе я забыла что умираю, я почувствовала себя живой. Там есть даже бирки так что не бойся носи и поражай других. И позаботься об Андрее прошу….
Письмо выглядело так, словно оно побывало в воде.
– Она плакала, когда писала. И все же ты изменилась, ты не плачешь, – сказала Мария.
– Я осознаю, что такое смерть, я видела ее. Ничего не исправить, остается только принять это. – говорила спокойно, а душу рвало на части.
Когда мне не было и пяти, тогда мелкий только считай родился, ему и года не было. Умерла баба Ира жена родного и младшего брата моего дедушки, я отчетливо помню, что бабушка тогда рыбу в духовке запекала. Мне сказали, что она умерла, я даже не плакала, меня больше волновала рыба, запечённая в духовке. И за это мне и стыдно, пока бабушка и дедушка искали возможности быстро туда приехать, на кухне меня кормила рыбой тетя Таня нынче бывшая жена дяди Саши. Мы выехали в ночь, по времени было около 11 ночи, повез нас мой бывший отчим, они с матерью развелись спустя какое-то время. Когда мы приехали к воротам, я увидела сугроб снега что был похож на очертания тела, не знаю как, но я вдруг подумала, что бы тело не разлагалось его туда поместили, это было жутко. Но на утро с Данилкой и Славиком мы разломали этот сугроб. Женщины плакали, мужчины скорбели и казалось, что вот момент и они тоже заплачут, заплачут словно дети, плакали и дети они словно чувствовали эманацию смерти, что витала в воздухе и тяжелыми осадками оседала в легких, заставляя задыхаться. Тот запах, запах смерти душил, невозможно было находиться там.
Я просила дедушку уйти оттуда, ведь там было плохо, деда смотрел на брата и не мог уйти, я понимала его, но ничего не могла с собой поделать. Это не было капризом маленького ребенка, это было сродни необходимости. Мне стыдно за то, что когда тело закапывали в стылую землю, я не проронила ни слезинки, стыдно за то, что, когда люди целовали ее в лоб, я не плакала. Стыдно, когда люди кидали по три жменьки земли на красный гроб, я кинула шесть, прощаясь дважды… И сейчас вспоминая это внутри меня зреет истерика и жгучий стыд, не выплаканные тогда слезы рвутся на свободу. Смерть неподвластна описанию, кто знает, что нас ждет после этого, и по сей день ученые спорят. Но я знаю, что душа бессмертна, смертна только оболочка, а дальше душа уходит туда откуда она пришла, в бесконечное путешествие. Я воспринимаю смерть как что-то само разумеющееся…
Потихоньку я стала приходить в себя, постепенно. Парень что привез мне сумку, выглядел не важно, отстраненный взгляд, сутулость в спине, темные круги под глазами.
– Привет, – поздоровался он скрипучим страшным, и каким-то замогильным голосом.
– Привет,