with your multiple native and fluent languages my old good great grandfather’s friend”, – голос Сельмы будет звучать звонко и с задором.
На столе появятся три чашки тонкого фарфора, украшенные выпуклым пастушьим орнаментом, на блюдечках, с лежащими на них в строго одинаковых положениях мельхиоровыми ложечками, чайник, сахарница, заполненная набранными из малюсеньких равносторонних кристалликов белыми кубиками, никелированные щипчики и маленький кувшинчик, наполненный почти до краёв белой жидкостью. Сахарница будет хрустальная, а все остальные предметы фарфоровыми, с рельефными рисунками подстать чашкам.
“The entire British empire was built on cups of tea.16 But where is the promised sausage? Do you travel a lot?” – сперва в задумчивости произнесёт Ахмат, и после уже обратиться к Зэнду, а в ответ на его вопросительный взгляд добавит:
– Я трохи розумію російську.
Зэнд в интонациях МакМёрфи вдруг уловит что-то незначительное, что-то от склонностей характера человека, который привык, чтобы ему беспрекословно подчинялись. “Профессор филологии. F….k me!” – пройдёт у него в мыслях протяжно на предпоследней словоформе,18и он снова постарается вспомнить, убирал ли он защиту на балконе.
“I was flying a lot 20 years ago. I worked on the Moon for a while as a junior flight assistant, then as a contractor on transporting asteroids to Mars”, – пока Зэнд будет говорить, на столе появятся ещё две тарелочки, одна с ломтиками порезаной вдоль и поперёк белой багетки, а на другой блестящие тонкой жировой плёнкой над розовой плоскостью кружочки чайной колбасы: ”Every three-four month back home for a week. Then another shift. I had made really good savings. Then I got married and settled down on Earth. Then, surprise! We both had to make this new mandatory anabiosis. 14 years.19Then we got divorced a few month after waking up. You know… I got some sort of a retirement vacation for a couple of years. And here I am again, instead of going into a mandy anb one more time I am flying out of here. How do you call a milk jug in Ukraine?”
– Молочник [мо’лочнык]. “And it means a dairyman too, and I bet it is same in Russian and sound almost same and the spelling is same. טביה דער מילכיקער – [Тевье дер милхикер] was one of my essay works about this story in the University. And it is from the 19th century too”.
“In German from that century I know only Hauff and Hoffman. I was grown up listening to their fair tales”.
“Tevye der milkhiker? It is in Yiddish. Sholem Aleichem”, – ответит Ахмат. Несколько серьёзно, почти неприязненно, а Зэнд тем временем мысленно продолжит отсчёт языков: “By the way Hauff wrote not only fair tales. He was also in touch with some Jewish thematic”,20– скажет Ахмат далее, наблюдая как мимо почти на уровне балкона пролетит на невысокой скорости с выключенными сигналами EMS глайдер: “Looks like someone checked out” .
“For that they should use underground vehicles”, – заметит Зэнд.
“It could be someone important. Will you excuse me?” – Ахмат изящно и не торопясь поднимется из-за стола и зайдёт внутрь.
Сельма, опустив глаза, тихо нарушит невольное молчание:
Но скоро там, где жидкие березы,
Прильнувши к окнам, сухо шелестят, —
Венцом червонным заплетутся розы,
И голоса незримо прозвучат…
– “Жизнь Арсеньева” – шедевр, – поддержит Зэнд, – я тоже люблю Бунина.
– Квест о-очень сложный. Один неверный ответ, и этот Арсеньев либо уедет неведомо куда, либо застрелится, и я его так и не прошла.
– Может, это и к лучшему, что не прошли. Финал там трагичный.
– Ой, а Вы прошли этот квест!? – интонации Сельмы поддадутся искреннему восхищению.
– Я на регулярной основе перечитываю Бунина.21А Достоевского с Толстым я тоже, можно сказать, не читал, – Зэнд начнёт разливать чай. Сельме и себе, – можно сказать, из солидарности с вашим коллегой.
– А я слышала, что в Ммунистическом Союзе эти двое были обязаловкой. Как же Вы их упустили?
– В Ммуньке