сонно и распевно говорит из спальни Марина.
– Мариночка, извиняюсь. Все, молчу! – отвечает Гаршин и идет в спальню целовать ей руки.
– Я тебе дам, молчу – ворчу я уже из туалета.
– По шее… забыл?
– Сережа… это… только… визит… вежливости! – в перерывах между звонкими чмоканьями по слову говорит Витька – Знаю я вашу вежливость! – грозно говорю я, спуская воду в унитазе.
– Дай лучше похмелиться, в голове шумит как в сливном бачке, – приходит мне в голову близкая по ситуации аналогия.
Гаршин уже на кухне копается в холодильнике, достает оттуда несколько бутербродов и бросает их в микроволнуху.
– Беркутов, никакой опохмелки! Сегодня у нас подписание важного контракта. Ты должен быть трезв как стеклышко! – Как стеклышко… Галстук дверцей холодильника не прищеми! Контракт у него, – говорю я, включая электробритву.
– А он у меня на защепке! – Тогда защеми ею свой язык! – Серега, это не эстетично.
– Зато практично! – А ты, оказывается, прагматик! – удивленно восклицает Гаршин, расставляя на столе чашки для кофе.
– Еще какой! – Тогда засунь свой прагматизм себе в жопу.
– Фу! Грубиян! – на секунду высовываюсь я из ванной продолжая бриться.
– Не любит, шельма! – смеется Витька.
– Беркутов, поторапливаемся, опоздаем!
Через пять минут мы сидели за столом на кухне, ели хрустящие горячие бутерброды и запивали кофе. И вид у меня был ничуть не хуже, чем у Гаршина. Костюмчик, галстучек и все такое. Впрочем, выпили мы вчера поровну. И разошлись в одинаковом состоянии. Вчера… Будто и не было вчера. Будто Лада не умерла. Будто и Лады не было. Пришел новый день, и все смеются и шутят. И никто не хочет думать о прошлом. Наверное, это правильно. Все плохое нужно вытравливать из себя каленым железом. Иначе попросту будет тяжело жить. Не было Вчера. Не было. Халва, халва, халва, халва, халва, халва, халва, халва, халва, халва, халва…
– Беркутов, что ты там бормочешь под нос? – Витька налил себе еще чашку кофе.
– Да вот, говорю, сколько не говори слово «халва», во рту слаще не станет. Есть такая восточная поговорка.
– Да ты еще и востоковед! – саркастически восклицает Гаршин, делая вид, что не понимает моего намека.
– Это я к тому, что во рту после вчерашнего словно кошки насрали, – бормочу я, как бы принимая его игру, поднимаясь из-за стола и тут же бессильно плюхаюсь обратно. В дверях кухни, подвернув под себя пушистый хвост, склонив голову на бок и глядя на меня ослепительно голубыми, какими-то знакомыми глазами, сидела огромная серая собака.
– Витя, что за шуточки? – Поворачиваюсь я к Витьке и дергаю его за рукав, отчего он чуть не проливает кофе на свой драгоценный костюм.
– Поосторожней! Какие шуточки? – Это ты ее привел? – говорю я, подозрительно глядя Витьке в лицо.
– Кого? – удивленно