Пу-упсик! – звонко кричит Кристина в распахнутую дверь между залом и просторной, деревянной террасой, выходящей к пруду. Меховое манто сползает с ее хрупкого плечика, локоны рассыпаются по плечам.
Господи, на людях-то зачем? Ненавижу это гадкое прозвище. Ума не приложу, что надоумил ее так меня называть?
– Крис, я сейчас приду. Вернись к гостям, простудишься.
Она послушно кивает. Дверь за стеной клацает, отрезая меня от мира роскоши и веселья. Возвращает тишину. В нее вплетаются чьи-то голоса неподалеку, металлический лязг инструментов, стариковский кашель, а потом:
– Давайте я, Аркадий Тимофеевич. Вам бы домой… Совсем расклеились. Я закончу, не волнуйтесь.
Сминаю окурок в кулаке, не веря ушам. Наверное, мне кажется? Не может такого быть, не она это… Не она.
Жмурюсь, прогоняя наваждение… Это все дым – сизый, искажающий яркую картинку, делающий ее похожей на блеклое пятно. Не может Барби выглядеть ТАК… Скромно, даже убого… В груди такое… Блядь… Я невольно поднимаю ладонь и касаюсь грудины, словно пытаясь вырвать острый шип. Больно так, словно туда олово залили. Или гвоздем поковырялись.
Старик кашляет, прикрывая рот ладонью, подхватывает ведро и ковыляет к выходу из розария.
Подхожу ближе, цепляясь за призрачную надежду на ошибку. Конечно, ведь не может Виолетта быть здесь! Она за границей – проматывает миллионы и живет на полную катушку. Сейчас я извинюсь, выдохну с облегчением и вернусь к гостям и невесте.
Барби старательно собирает сухие листья в большие, черные пакеты, когда я подхожу ближе.
– Привет, – протягиваю, нацепив на рожу непринужденную улыбку.
– Ну, привет, – равнодушно бросает она, поднимая на меня взгляд.
– Что ты здесь делаешь? Или ты… Купила этот клуб? Так я и знал. Молодец, решила быть поближе к народу и…
– Сурков, ты все сказал? Отвали. Не мешай работать.
Странная она… Раньше проходу мне не давала, бегала за мной, как полоумная… А теперь… даже макияжа нет. Длинные, волнистые, рыжие волосы заплетены в тугую косу. На ней простые джинсы и серая, шерстяная водолазка, обута в калоши, облепленные грязью.
– Виолетта, с тобой все нормально? Просто я…
– Отойди от газона. Туфли испачкаешь. Сейчас в них небо видно, и лучи отражаются, как от зеркала. Вернешься в зал грязный, зачем тебе это?
– Почему ты здесь? Я был уверен, что ты свалила в Европу, пока ветер был без камней.
– А тебя это, правда, интересует? – поднимается, вскидывая подбородок.
Гладкий, как персик… И щеки розовые, как спелое яблоко. Сине-голубые глаза в обрамлении длиннющих, темных ресниц. Кажется, без косметики ей лучше… Хотя… Мне-то какое дело? Что я к ней прилип? Все давно в прошлом – она, я, мы…
– Ну, да…
Она молчит. Смотрит так, словно собирается всадить в меня грабли. Смотрит она, а болит у меня… И гаденькое предчувствие ворочается в груди как змея.
– Виолочка, мы пришли! – слышится неподалеку женский голос.
– Черт, – шепчет Барби. – Почему сейчас, а не минутой позже?
Ошалело наблюдаю, как по дорожке идет рыжеволосая женщина и катит перед собой коляску.
– Барби, что здесь, блядь, происходит?
– Отвали, Сурков! Уйди уже отсюда! – рычит она, прикрывая грудь.
На ткани выступают темные пятна. Стремительно расползаются, а потом на землю начинают падать капли… Не понимаю, это молоко что ли?
– Уйди, – сипит Виолетта, бросаясь к коляске.
Стою как парализованный, не сводя с них глаз… Ее мать или родственница понуро опускает голову, роется в облезлом пакете и подает Виоле салфетку. Та что-то бурчит в ответ, цепляется в ручки коляски и остервенело тащит ее в сторону, подальше от меня.
– Виола, погоди. Барби, я…
– Ах, Барби, – выдыхает она, резко остановившись. – Нет ее больше, Сурков. Твоими стараниями – нет… И не делай вид, что не знал.
– Я ничего не знал. Не знаю… Погоди, там ребенок? – нагло лезу вперед и оттягиваю одеяло.
В коляске спит темноволосая девочка… Сопит, посасывая пустышку. Шапка сбилась набок, в кулачке зажата рукоятка игрушки… Перед глазами словно рябь расползается. Прямо как та, с озера…
– Моя? – хриплю, не отрывая взгляда.
– Моя, – сухо отвечает она. – И только моя. Отвали, Артем. Или я вызову полицию. Лучше послушай меня и…
Двери распахиваются, являя взору Крис.
– Пупсик, у тебя все нормально?
– Да, я уже иду!
– Иди к своей резиновой Зине, пупсик. А от меня отвали.
Виола отталкивает меня, хватает коляску и устремляется к противоположной стороне сада, к выходу.
Глава 2.
Артем.
Стою