порез – это доказательство того, что ты жив, и это напоминание о том, кто ты есть и кем не должен быть. Запомнить каждое пронизывающее ощущение вспарывающей кожу плетки, чтобы потом в ушах свистело, когда я буду давить под ногами кости тех, кто поднимал или приказывал поднять на меня руку.
Я научился испытывать физическое возбуждение от боли, она меня бодрила как красный порошок, которым нас снабжали после победы или перед секс-марафоном с озабоченными суками, делавшими на нас ставки, чтобы потом забрать победителя в свой шатер. Кто-то счел бы этой наградой, но не гладиатор. Мы все знали, что иногда лучше проиграть на арене, чем попасть в лапы одичавшей от скуки и упивающейся своей властью омерзительной и развратной твари.
Выжить после таких развлечений можно было, лишь научившись получать от них удовольствие. И я получал, представляя, пока меня полосовал хлыстом такой же плебей, как Эйнстрем, когда такая же хозяйка в это время остервенело сосала мой член, как сниму с этой суки кожу живьем, изрешечу мечом, делая в ней отверстия, и оттрахаю каждую из этих дыр, пока она еще будет жива. А потом залью в них кипящий хрусталь. Когда я сбежал от эльфов, это была именно такая вечеринка после боя, который я выиграл. Хозяйку вряд ли кто-то сможет опознать по телу. Точнее, по тем кускам, которые от нее оставил я. Окровавленный, измазанный и своей кровью, и кровью растерзанных нами господ, я вел за собой десятерых гладиаторов…Вел прямо в лапы вампирам-перекупщикам. Намеренно. Чтоб эта высокомерная стерва купила меня, и чтобы рано или поздно я так же изуродовал и ее труп. Впрочем, насчет нее у меня появилось и много других интересных планов.
Когда первый удар полоснул по спине, я поднял взгляд на Лиат, чтобы подпитаться её эмоциями. Любыми. Не важно, что она чувствует, сейчас для меня это означало ненависть. Запомнить и вернуть сторицей. Возможно, кто-то считает, что с женщинами не воюют. Это ошибка. Не нужно их недооценивать. С ними просто воюют иначе. Я ожидал прочесть в ее глазах триумф, но в них не было ровным счетом ничего. То ли она закрылась, заблокировала свою ауру, то ли ей это не приносило удовольствия. Тогда в чем кайф? В чем эта адски красивая змея получает свою долю удовольствия? Ведь слабости есть у всех.
А я всё не сводил с неё взгляда и чувствовал нарастающее возбуждение вместе с дикой яростью и крепнущей эрекцией. Смотреть на нее и представлять, как подвешу точно так же к столбу и буду трахать, пока она извивается на цепях, истекая кровью и проклинает меня и тот день, когда увидела впервые.
Боль нарастала все сильнее. Я слышал, как лопается собственная кожа, как трещат сухожилия, как шипы царапают кости. Возбуждение вместе с адским страданием. И чем сильнее удар, тем ярче боль и жажда сорваться с цепи, чтобы разложить эту венценосную шлюху прямо на красном песке, залитом моей кровью, и отыметь, пока не сдохнет подо мной. Но это было бы слишком просто для дочери Аша Руаха. Кровь за кровь, позор за позор и смерть за смерть. Перевел взгляд на ее подружку и облизал окровавленные губы, скалясь в жуткой ухмылке. Напряглась, тяжело дышит. Потекла тварь. К такому типу я привык. Таким меня продавали.