нас нет никого дороже друг друга.
– Не надо опеку, давайте тут разбираться, – посмотрела на сурового мужика умоляюще. – У меня же ее заберут!
– И правильно сделают, негоже ребенку с воровкой таскаться.
– Я не воровка!
– Девушка, – вздохнул он тяжко и поглядел даже вроде как с сочувствием, но я знала, что жалости от представителя закона не добьюсь, – поверьте, ребенку будет лучше под присмотром взрослых.
– Я взрослая!
– Нормальных взрослых, которые не учат девочку воровать.
– Я не учила, мы просто хотели есть, – жалко оправдывалась я, тут же осознавая свою глупость, когда мужчина издал очередной вздох и посмотрел в документы, не комментируя, только снова покосился на дверь в ожидании людей, которым с радостью нас передаст.
А нам нельзя с опекой пересекаться! У меня Катюшку сразу же заберут, и больше я ее не увижу. На глаза навернулись слезы, от отчаяния захотелось кинуться к сотруднику полиции и умолять о снисхождении. Знала б я, что это поможет, так бы и сделала.
– Знаете же, что в супермаркете камеры, – заговорил мужчина, перебирая очередную стопку документов, занес какие-то данные в компьютер. – На что надеялись? Отвечать не нужно, – видя, что я подрываюсь что-то сказать, прервал меня. – Как вы до жизни дошли такой?
Неужели ему интересно? Вроде в умных глазах действительно скользили сочувствие и интерес, но я настолько привыкла к жестокости этого мира, что не готова доверять, даже если мне протягивают руку помощи. Сжала губы и молчала.
– Мам, можно пи-пи? – прошептала на ушко Катюшка и характерно поерзала на жесткой сидушке.
– Ребенку в туалет можно?
– Пусть идет.
– Но она не справится сама, – удивленно посмотрела на мужчину, он ответил таким же взглядом.
– Знаю я вас, умников, сбежать думаете? Не выйдет. Пусть сама идет. Володь, проводи, – буркнул опер толстяку, который недовольно поднялся с места и медленно зашагал к выходу.
– Котенок, иди с дядей, он тебе покажет, где сделать пи-пи, – погладила я ее по голове.
– Я боюсь, я хотю с тобой, – моргнула Катя как кукла и прижалась ко мне.
– Нельзя, я должна тут сидеть, поговорить с дядей, чтобы нас отпустили.
Малышка, кивнув, соскочила с жесткого стула и вприпрыжку понеслась вперед, обгоняя увальня, что ее сопровождал. Я с тревогой посмотрела им вслед, а потом обратила взор на опера.
– А теперь серьезно, – посмотрел он на меня, – ты почему чужим именем представилась? – повернул ко мне экран со строчками какой-то таблицы. – Шолохова Ирина Валерьевна, названного тобой года рождения, числится умершей. Долго думала?
Сглотнула вязкий комок желчи. Отпираться больше не получится.
– Это моя сестра, и она умерла, за Катюшкой только я присматриваю, у нее больше никого нет…
– Официально она – твоя племянница? А еще законные представители есть? Кто ее отец? Тебе самой сколько лет?
Вопросы были закономерные и простые, но ответить на них мне было сложно. И больно. До пекла в груди. Как в одно предложение вместить