наблюдения… Да и о наших «отношениях» Шевелев тоже мне напомнил.
– Конечно, будут. Вас могут держать здесь трое суток, а потом…
– Выпустят? – с надеждой произношу я.
– Нет. Предъявят обвинение и переместят в СИЗО, – спокойно отвечает он.
– Как это? Вот так возьмут и… предъявят? И не станут искать настоящего убийцу?
– Будем надеяться, что Виталий Крестовский выйдет из комы. Он сможет дать показания и опровергнуть обвинение следственного комитета. Так вы будете звонить?
– Д-да… Буду, – дрожащими пальцами набираю номер матери и, едва заслышав ее голос, выпаливаю: – Мамочка! Мама, я в беде… Не знаю, что теперь делать, у кого просить помощи? Мама, я поехала к Кресту и нашла его раненым. Он в коме, а меня обвиняют в покушении на убийство… Это кошмар, мама… Как же Мишутка?
– Так, Зоя, успокойся. Береги силы, дочка. С Мишенькой я справлюсь, буду его кормить, гулять…
– А как же твоя работа? Мамуль, мы ведь совсем без запасов? Нет никаких накоплений, ты забыла? – всхлипываю, переводя взгляд на притихшую девицу. – Придется у Златы занимать…
– А мы с Мишкой будем вместе на работу ездить и…
– Мамуль, он не даст тебе ничего делать. Мишутка у нас, как юла. Я… Я по вам так скучаю.
– Время! – вздрагиваю от голоса лейтенанта. Не такой уж он и милый…
– Мам, позвони Злате, она в моей квартире. У Никиты был знакомый адвокат, он помогал ее папе. Попроси, пусть она свяжется с ним. Я забыла его фамилию, но ты скажи… Я в Приморском РОВД…
– Зоенька, все сделаю. Тебе что-то привезти? Вещи, еду?
– Вещи надо, еду не знаю…
– Не положено! Здесь тюрьма, а не ресторан. Пусть вам привезут средства личной гигиены и нижнее белье.
Он все слыши,т что ли? Выходит, я даже поговорить спокойно не могу? Возвращаю трубку и сажусь на лавку. Спина ноет, хочется в туалет, но я неподвижно сижу, отчаянно не желая ложиться на грязную поверхность… Гадаю над своей жизнью, пытаясь понять, что я сделала не так? Встретила не того человека или отказалась от того самого? Через два часа в «обезьянник» приносят ужин – подгоревшие разваренные макароны и вонючую котлету. Ковыряюсь вилкой, захлёбываясь горечью – такого унижения я никогда не испытывала… Я как животное – дикое и необузданное, только их держат в клетке и кормят помоями… До чего дожила… Только бы Мишенька не видел меня такой.
– Эй, пледы дайте нам! – орет девица, вцепившись в прутья.
– Тише ты, Анисимова! Терпи, тебе не привыкать! Кто пришел? – парень прилипает к телефонной трубке. – Впустите, конечно. Эй, как там тебя? – лейтенантик встаёт с места и медленно подходит ко мне.
– Меня? Вы ко мне обратились? – хриплю дрожащими шепотом. – Я Зоя.
– А я Либерман Моисей Лазаревич, – слышится громкий голос.
Мы с лейтенантиком, как по команде, поворачиваем головы. В проеме высятся две мужские фигуры, а воздух мгновенно впитывает ароматы, что они принесли – дорогого парфюма и хорошего кофе. Один мужчина пожилой и со