и наступает на меня, как дикая тигрица. – Почему девочка заболела и похудела? Боже мой… Сладкая моя, да у тебя же щечки впали. Вы… Вы мерзавец… Я вас…
– Остыньте, Этери, – вскидываю руки в примирительном жесте. – Давайте я подержу малышку, а вы разденетесь и помоете руки. Успокойтесь, пожалуйста, – произношу почти по слогам, не отрывая взгляда от этой сумасшедшей.
Щеки красные, глаза горят, грудь тяжело вздымается. Ну точно… истеричка…
– Хорошо, – шелестит она. – Где ванная?
Этери снимает куртку и встряхивает кудрявыми светлыми волосами, закрывающими ее спину золотистым плащом. Стаскивает сапожки, демонстрируя маленькие ступни в розовых носках. В моей прихожей пахнет женским шампунем и духами… Непривычно и… интригующе.
– Лев… Борисович, – густо краснеет она, замечая мое невольное подглядывание. И какое мне до нее дело… Маленькая недалекая… хамка.
– Если вы снова станете предлагать себя, то… – реплика выходит неуверенной и хриплой.
– Не стану. Предложение действовало ограниченное время. Вы высказали свое мнение обо мне, а теперь послушайте мое: вы самодовольный грубиян, Лев Борисович. Индюк и… Невоспитанный, несимпатичный, ужасный, черствый человек. Я никогда бы не обратила на вас внимание. Никогда, слышите? Как мужчина вы мне не нравитесь. Поэтому, можете быть спокойны – делать глупостей я не собираюсь. И… Где ванная?
Глава 7.
Лев.
Ошеломленно замолкаю и взмахиваю рукой в сторону ванной. Не понял… Это меня сейчас так отбрили? Поставили на место или… Хотя да – поставили на место. Я дал правильную формулировку поступку Этери. Я ее обидел тогда, не спорю… Оскорбил, обесценив женские достоинства, выгнал из кабинета, да и смотрел презрительно… Наверное, ни одна женщина не стерпела бы такого отношения.
– Мама… Мамоська, – малышка тянет ручонки и беспокойно ерзает, сидя на моих руках.
– Тише, солнышко, сейчас… мама придет.
Этери возвращается быстро. На меня и не смотрит – бросается к Дарине и почти выдергивает девчушку из моих рук.
– Доченька моя… Солнце… Я так по тебе скучала, я тебя люблю. Очень люблю… Маленькая моя…
Этери сникает. Ее плечи подрагивают, грудь тяжело вздымается, а по щекам текут слезы. Тишину гостиной нарушают всхлипывания – женские и… детские. Слова нежности, вздохи, шорохи… Кажется, они обращаются во что-то осязаемое – острое и холодное. И все это режет меня на части, заставляя отвернуться.
Этери садится на корточки, не в силах стоять, а уж тем более держать малышку на руках. Тоска словно высосала из нее все силы. Еще миг, и она свалится навзничь или потеряет сознание… Только этого мне не хватает для полного счастья – ее обморока.
– Этери… Валентиновна, поднимайтесь, – сухо произношу я и тяну Дарину за ручку.
– Нет! – вырывается она. – Мама… Моя мама. Мамуя, ты не уйдес?
– Нет, доченька, я не уйду, – Этери стыдливо вскидывает на меня взгляд. Неужели,