она устало вздыхает, – я никак не могу понять, чего ты от меня хочешь? С чего такое внезапное желание снова общаться? Я все такая же, как и раньше. Бестолковая, наглая, не умеющая себя вести в приличном обществе. Все так же недотягиваю до тебя.
Ни черта не такая. Повзрослела и ей теперь плевать на то дотягивает она до кого-то или нет.
– Ну почему же? Ты очень изменилась. Такая стала эффектная, деловая…
– Хватит, Демид, – устало отмахивается от моих комплиментов. – не трать время.
Она попросту прекратила мне доверять. Черт, да что ж так неприятно-то? Хотя заслуженно. Я в прошлый раз столько усилий приложил, чтобы отвадить ее, вышвырнуть из своей жизни. Размазал тонким слоем и ноги вытер, пытаясь сохранить то самое искусственное спокойствие и репутацию среди людей, до которых нет никакого дела.
По-моему, я просчитался. Ведь даже сейчас, просто сидя напротив нее, я чувствую себя более целостным и живым. Будто закостеневший панцирь трескается и ссыпается мелкими ошметками.
Она всегда была моим хаосом. Моей искрой, поджигающей изнутри.
…И я чертовски сильно хочу ее вернуть. Не прихоти ради, и не потому, что играет пресловутый инстинкт охотника. Она мне просто нужна. Вся целиком. С дурным характером, поступками на грани разумного, громким хохотом и нелепыми трусами с Ежиком.
Я понимаю это, принимаю, и внезапно успокаиваюсь. На меня опускается то самое спокойствие, за которым я все это время гнался.
Ты тормоз, Барханов! Тормоз! Клинический.
– Чего ты лыбишься? – сердито спрашивает Вознесенская, а я чувствую, как мои губы еще шире растягиваются в улыбке.
Как оказывается все просто, когда откидываешь дурацкие, никому не нужные рамки, и, наконец, признаешься самому себе в собственных слабостях.
Моя слабость – Лерка, и всегда ей была. И если в прошлый раз я этого испугался, то теперь готов идти до конца.
Наши телефоны начинают гудеть одновременно. Синхронно опускаем взгляды. На моем экране фотография Эльвиры, на ее – какого-то белобрысого хлыща.
Смотрим друг на друга. Между нами начинает искрить. Проклятые телефоны продолжают гудеть.
– Лер…
Она поднимает ладонь, жестом обрывая мою фразу и берет свой телефон.
– Я сейчас вернусь, – отходит от столика и до меня доносится ее тихое «Привет, Леш».
Демоны внутри меня тут же принимают боевую стойку. Что за хмырь? Какого черта он ей звонит? И не от него ли были те дурацкие цветы?
Я провожаю ее взглядом и внезапно натыкаюсь на неизменно потного Щеглова. Он как раз зашел в зал и теперь осматривается по сторонам, промакивая лысину платком.
Ему тут намазано что ли? Уже в который раз наши дорожки пересекаются в самых неожиданных местах и именно в тот момент, когда я с Леркой.
Как назло, он меня замечает. Поднимает руку в приветственном жесте и по кой-то фиг направляется ко мне.
И притормаживает, когда мимо него проходит Вознесенская. Хмурится, будто пытаясь вспомнить, где ее видел. И вспоминает. Складки на его потном лбу разглаживаются,