лице, капельница, тянущаяся своими щупальцами к тонкой руке, лежащей поверх одеяла, размеренный писк приборов – все это резало ножом по нервам, заставляло стискивать зубы и сжимать кулаки.
Нельзя жалеть. Не достойна.
– Артур, добрый вечер.
Я не заметил, как рядом со мной появился Николай Громов – главврач частной клиники, а по совместительству давний знакомый семьи.
– Добрый? – зло хмыкнул я.
– Прости. Мне жаль твоего брата. Мои соболезнования.
Я только кивнул. Со словами тяжело было.
Врач не уходил, стоял рядом, нервируя пристальным взглядом.
– Я знаю, что тебе сейчас херово, но времени нет. Она слаба. Если оставим как есть – до утра не дотянет. И на себя, и на ребенка у нее не хватит сил. Тебе надо решать.
Я не хотел решать. Зверел от одной мысли, что придется делать такой выбор.
– Или мы не трогаем ее, и тогда завтра можешь смело заказывать ритуальные услуги. Или достаем ребенка.
Бледные руки с тоники пальцами, на одном из которых поблескивало обручальное кольцо…не мое…
– Обычно в приоритете жизнь матери, но…
К черту все.
– Спасайте ребенка.
Это единственное, что осталось от моего брата.
– А девушка?
– Девушка, – бросил еще один взгляд на бесчувственную пациентку, – мне плевать, что с ней будет. Выкарабкается – хорошо, а нет – значит нет.
– Артур…
– Делай, что говорят, – я коротко кивнул и пошел прочь. Потому что стоять возле палаты и смотреть на нее сквозь стеклянную стену было невыносимо. Рядом с ней я становился слабым. Идиотом. Рядом с ней я забывал о том, что она сделала.
Правда далеко не ушел. Не смог. Нервы, как канаты натянулись, тащили обратно, к ней.
Я ведь я ее когда-то любил. До дрожи, до одури, до красной пелены перед глазами. Весь мир был готов положить к ее ногам. А она…
Ненавижу.
– Передумал? – Николай встретил меня хмурым взглядом.
– Да. Давай без комментариев. Вытягивайте ее, всеми силами. Пусть живет.
Подальше от меня. Желательно на другом конце Света.
– Хорошо, – он отдал распоряжение готовить операционную.
– Это еще не все, – я не дал ему уйти, – Когда очнется, скажите ей, что ребенка она потеряла.
Громов смотрел на меня недоуменно, не понимая, что за хрень я творю.
Он и не должен понимать. Никто не должен. Это только наше с ней дело.
– Ты же понимаешь, что так нельзя? Так неправильно.
– Сколько денег я дал твоей клинике, чтобы ты сделал вот это все? – выразительным жестом обвел шикарный холл, с кожаной мебелью и аквариумами в полстены.
– Много, но…
– Дам в два раза больше. Но запрячь эту историю настолько глубоко, чтобы ни один черт докопаться не смог.
Громов молчал, недовольно поджав губы. Уверен, что мысленно он просчитывал выгоду и уже решал куда потратить внушительную сумму.
Всего-то и надо, разрушить одну жизнь. Плевая услуга.
– Ты уверен, что правильно поступаешь?
Нет.
– Абсолютно. Пролечишь ее и гони прочь.
– Как скажешь.
Я даже не сомневался, что ответ будет именно таким. Деньги всегда все решают.
– Позвонишь, когда можно будет забрать ребенка, – отрывисто бросил я и ушел, чтобы не видеть, как ее готовят к операции.
Глава 1
– Горько! Горько! – кричали мерзкие гости, в очередной раз требуя страсти и показухи.
Мой жених – молодой, сильный как ягуар, красивый настолько, что даже престарелая семидесятилетняя нимфетка за соседним столом бросала на него плотоядные взгляды, поднялся из-за стола и потянул меня наверх, вынуждая встать.
Я уже привыкла не вздрагивать каждый раз, как он ко мне прикасался, привыкла смотреть в голубые глаза, но не видеть их. Я привыкла быть лживой тенью самой себя.
Начала вставать, но покачнулась, чуть не повалившись на пол, благо заботливый жених подхватил за талию, не позволив упасть. Что бы я без него делала?
– Я такая неловкая, – скромно улыбнулась и поправила подол.
Это самое отвратительное платье на свете. Неудобное, колючее, стесняющее каждое движение и путающее в ногах. Я ненавидела его всем свои сердцем, как и это мероприятие, и гостей, и жениха. А самое главное, саму себя.
– Горько! – продолжали вопить гости, а я прикрыла глаза, чтобы не видеть ничего вокруг.
Очень горько. Аж тошнит. Особенно когда чувствую, как его губы по-хозяйски прикасаются к моим.
Народ вокруг радуется, ликует, а я только сильнее зажмуриваюсь. Когда-нибудь это все должно закончиться. Наверное.
Мы с Кириллом расписались.
Счастливое,