восклицаю я тут же. – Это я могу пообещать запросто! Пустяки стоят последними в списке моих приоритетов!
Мы с папой смеемся и на душе опять поселяется привычная легкость. Так бывает после каждого нашего разговора. Отец – мой лучший друг, и я без зазрения совести могу признаться, что с ним готова обсуждать все на свете.
– Папина дочка, – нежничает он, озвучивая мои мысли вслух.
Связь начинает сбоить, и я трясу телефон, будто это как-то поможет.
– Пап, плохо слышно, – печалюсь, потому что заканчивать разговор вовсе не хочется.
– Ничего, милая. Мне все равно уже пора убегать. Передам маме привет от тебя… И еще…,
– Па-а, я не слышу!
В этот момент на душе вдруг становится пусто и как-то тревожно.
Я впилась глазами в замирающий образ отца и зачем-то сделала фотку экрана. Зачем? Ведь я и так могу в любое время ему позвонить. А наших с отцом фотографий в телефоне хоть отбавляй.
Но какое-то шестое чувство вдруг взбунтовалось, отдавая в душе ничем не обоснованным страхом.
– Пап, – я нахмурилась и сглотнула. – У вас ведь все хорошо?
– Конечно, – пожал он плечом. – Все замечательно. В октябре с мамой поедем на море. Путевку завтра пойду покупать.
– Ладно, – вздохнула. – Пап, я очень тебя люблю. И маму. Вас обоих люблю.
– И мы тебя любим, мил…я… Слыши…? Даш… Я…
Связь окончательно обрывается, отображая на экране моего телефона застывший силуэт папы.
Я прикасаюсь к нему кончиком пальца и тихонько веду по родным очертаниям. По морщинке между бровями, и таким добрым глазам. Даже целу́ю мелкую сетку гусиных лапок возле лучистого взгляда. «Это от того, что он много смеется» – проносится в голове. Папа так любит жизнь и почти никогда не вешает нос!
– Я так скучаю по вам…, – тихо произношу, зная, что отец уже отключился и не слышит меня.
Не знала я лишь одного – он уже больше никогда ничего не услышит.
Тогда я еще не догадывалась, что силуэт папы навечно застыл на экране моего телефона.
В ту ночь отца застрелили, и увидеть его живым мне было уже не суждено.
– О-о-о, ка-ак хорошо! – девушка в уборной огромного загородного коттеджа с наслаждением скинула туфли на высоченной шпильке и принялась растирать руками лодыжки.
Затем бросает красноречивый взгляд на мои кеды:
– Везет, – завистливо тянет она.
Беззлобно ей улыбаюсь, поправляя макияж перед зеркалом.
– Я студентка балетного училища. Ноги и так в синяках постоянно. Не до туфлей, – признаюсь откровенно.
Но на одиноко лежащие в углу туфельки смотрю с каплей зависти. Все же иногда хочется так же…
– Ты здесь одна? Или с компанией? – девушка тоже подкрасила губы, и оценивающе на меня посмотрела через сверкающее отражение зеркала.
– Подруга должна скоро прийти. Кроме нее никого здесь не знаю, – чувствую себя зайцем, бесплатно едущим на трамвайчике. – Мы с ней в общаге вместе живем, но ее приглашали,