понятия причинного агентства, тем самым избегая анализа причинного опыта сознания, который, по моему мнению, привел бы его и нас, если бы мы были верны этому опыту, к выводу об универсальной Воле как основании всего реального. Мы знаем реальное, потому что испытываем сопротивление; как же нам понять это сопротивление, кроме как по аналогии с самостью в опыте, который мы имеем о нашей собственной волевой активности? Поскольку речь идет об умозаключении по любой из двух теорий, какое умозаключение является более удовлетворительным? Какая из них более верна содержанию сознательного опыта? Во-вторых, знание, предполагаемое возможным, подразумевает, что познаваемая реальность умопостигаема и, следовательно, является выражением Разума для разума; как мы знаем вещи в отношении, которые таким образом удерживаются вместе в единстве нашего сознания, так и познаваемая Реальность каким-то образом является единством экзистенций в отношении, которое мыслимо только при допущении высшего Разума, мыслью и волей которого все экзистенции являются проявлениями. В-третьих, ошибочно утверждать, что индуктивные и дедуктивные доказательства, применяемые в науках, по своей ценности превосходят доказательства существования Бога как Разума; напротив, все рассуждения, будь то индуктивные или дедуктивные, в конечном итоге опираются на достоверность реальности как рациональной основы; все законы – естественные, психические и интеллектуальные – должны быть основаны на реальности. Какая концепция конечной Реальности так хорошо гармонирует с этими потребностями нашего мышления, как концепция божественного Разума? Если мы вообще можем представить себе этот Разум и в то же время быть верными нашему сознательному опыту, то этот Разум будет для нас, вместе с Лотце, Совершенной Личностью, с которой наши умы являются лишь бледными копиями.9 В-четвертых, Эрдманн говорит нам, что особая задача современной философии – которая, кстати, должна быть философией, выражающей существенный смысл христианства, – состоит в том, чтобы соединить в новом и высшем единстве проблему мира древних с проблемой потустороннего мира средневековья; никакие теории не будут отвечать требованиям современности и не будут заслуживать названия философии, кроме тех, которые признают как здешнее, или реальное, античности, так и грядущее, или идеальное, средневековья, и пытаются примирить их обе. Любая система, которая оставляла одну из этих сторон без внимания или не признавала, что существует точка, где эти две стороны совпадают, переставала быть философской.
Отныне путь, по которому идет философия, состоит не в том, чтобы достичь себя, отталкиваясь от мира или от Бога, а в том, чтобы, отталкиваясь от себя, найти путь обратно к миру и к Богу.10
Не оставил ли мистер Ходжсон, отрицая умозрительное познание истинной Реальности, "одну из этих сторон без внимания"? Если да, то является ли его система истинной философией нового