и темно-серыми вставками какого-то другого материала на коленях, которые прекрасно подходили к остальной наружности и держались на плоском животе ремнем с массивной – кажется, серебряной – пряжкой. Кроме них на Вольнове из одежды была только расстегнутая черная жилетка с высоким воротником. И серебряные серьги, да. Гвоздик и два колечка в брови, еще три, шире и тяжелее, в ухе. Кажется, их покрывала какая-то вязь, но разглядывать Лета посчитала неприличным. А вот рубашки фениксу не досталось, но он явно не испытывал по этому поводу беспокойства.
Зато испытала Горская. Она не привыкла к обществу полуголых мужчин, если мужчины эти – не пациенты и не участники экспериментов. Это было странно и неприлично, и попытавшаяся вернуться к своим записям Летана постоянно ловила себя на том, что взгляд непроизвольно цеплялся за непривычную и неуместную деталь чужой внешности. И злилась на себя, потому что приходилось постоянно следить за лицом и контролировать взгляд.
Немного облегчало ситуацию то, что феникс хорошо сложен и безупречно развит физически, и вид этот не внушал отвращения, но попросить его прикрыться все же хотелось. Правда, Лета даже пытаться не собиралась: кроме насмешки, никакой реакции с его стороны не последует. Ее неудобства Вольнова явно не трогали, так что оставалось привыкать: вряд ли он злоупотребляет домашней одеждой, а Летане предстояло провести с ним рядом как минимум полторы декады.
Пытаясь отвлечь себя от тишины, она положила исписанные листы на колени, пробежала один взглядом…
– Скажи, а ты хорошо помнишь последние мгновения перед ударом, сам удар и, может быть, хоть мгновение после? – спросила она, подняв взгляд на феникса.
– А что? – лениво отозвался тот, демонстративно открыл только один глаз и скосил его на собеседницу, не переменив позы. Но наличие хоть какой-то реакции немного приободрило, и Летана поспешно уцепилась за эту замечательную возможность наладить диалог.
– Хлыстоног амагичен, и это объясняет ровные разрывы силового контура, соприкосновение с его шкурой разрывает малонасыщенные каналы, поэтому складывается впечатление, что их буквально срезали ножом…
– А то я не видел, как он на пассивные чары действует! – разочарованно хмыкнул Яр и опять прикрыл глаз, чтобы на следующей фразе распахнуть оба.
– Я говорю, что это объясняет характер повреждения, но совсем не объясняет, откуда на тебе взялись обрывки чьей-то еще чужеродной силы. Как раз на месте удара.
– Фон от боевых заклинаний? – Яроплет по-прежнему остался лежать, но на собеседницу посмотрел с внимательным интересом.
– Нет, – уверенно отмахнулась Лета. – Боевые каркасы насыщаются так сильно, что после срабатывания не остается никаких мелких фрагментов. Обрывки чего-то гораздо более тонкого. И не твоего, потому что это стихийная смесь, а не чистый огонь.
– Смесь чего? – Феникс сел, скинув ноги на пол, положил ладони на бедра и уставился испытующе, пристально.
– Точно