один незнакомый голос.
– Всем хай! – Я подняла глаза и встретилась взглядом с этим парнем раньше, чем могла представить.
Первые пять секунд он удивленно на меня смотрел, затем улыбнулся чему-то своему и кивнул.
– Знакомься, это моя двоюродная сестра Лера, она приехала из Москвы. А это тот самый Буш, владелец этого клуба!
Парень протянул мне татуированную руку. Я в ответ свою. Наше рукопожатие немного затянулось. Мне показалось, что он не хотел разжимать ладонь.
– Можешь называть его Янис, только не называй Ян, ему не нравится, – сказала Вика, и в этот момент у меня отключились все органы: сердце перестало стучать, легкие забыли, как набирать воздух, язык онемел.
Она. Сказала. Его. Зовут. Янис?
И только сейчас я заметила что-то вроде следа от шрама на его левой щеке. Буш. Янис Бушковский, мальчик из детского дома, которому я прорезала щеку ножницами…
Те же добрые голубые глаза, манящие пухлые губы, ровные зубы, ямочки на щеках, когда улыбается. Мальчик, который возненавидел меня; мальчик, слова которого врезались в память навсегда: «Надеюсь, я больше никогда не увижу тебя, звереныш!»
Глава 9
…– Пододвинься! – послышался голос за спиной. Я обернулась и увидела Яниса, держащего в руке стопку бумажных снежинок.
– Не мешаю! – буркнула я и продолжила дорисовывать морду волка.
– Мне нужно подойти к окну!
– Подождешь!
– Лера, пересядь за стол, дорисовывай там. А я снежинки наклею на окно.
– Сказала же, по-до-ждешь! – сквозь зубы процедила я, глядя в его голубые глаза. Склонилась над рисунком и аккуратно вывела ухо, затем второе, потом нос.
Янис терпеливо ждал. Ему было десять. Вообще, он был спокойный, неразговорчивый и очень уж умный. Хорошо учился, быстро читал, знал английский, умел танцевать брейк-данс и даже мог показать пару приемов карате. Когда меня перевели из дома малютки в детский дом, он там уже жил чуть дольше года. Его родители разбились в аварии. У них была очень богатая семья, большой загородный дом с бассейном, собака.
Янис как-то рассказывал ребятам, в каких странах побывал, так мне не хватило пальцев, чтобы загнуть. Ребята говорили, что первые полгода он ни с кем не общался, был замкнутым. По утрам ходил с опухшими глазами, но никто никогда не видел его слез. Как-то раз я услышала разговор воспитателя и директрисы, они говорили, что Яниса нужно как можно скорее пристроить в семью, мальчишке очень сложно в детдоме. И мне стало обидно: а разве я не заслужила обрести семью, иметь свою комнату, свои игрушки, свой угол!
Его водили на встречи, а после он получал выговоры за то, что притворялся глухонемым или нарочно косил глаза и начинал сильно заикаться, чтобы приемные родители отказались от идеи забрать его к себе. Он очень надеялся, что его заберет родной дядя. Но этого не произошло, и тогда он решил свалить из детдома другим путем: ждал, когда снова кто-то им заинтересуется, но на этот раз не собирался прикидываться больным или невменяемым.
Помню, как во двор въехала черная