за всю свою долгую карьеру. А этим летом, к слову, Шувалов будет справлять полувековой юбилей службы в Главном штабе. Да и остальные ему под стать – и годами, и погонами, и положением.
Кошкин, надо думать, самый молодой будет. Однако и чином ниже прочих собравшихся.
– Кошкин Степан Егорыч, – представил его Шувалов, хмурым взглядом оценив с головы до пят, – уголовный сыск при Департаменте полиции… человек, которому будет поручено расследовать случившееся нынешней ночью в этих стенах, и на которого я могу всецело положиться…
Представление было как будто чересчур хвалебным, что лишь убедило Кошкина, что чуть позже – не при всех – голову ему все-таки оторвут.
Шувалов тем временем и Кошкину представил присутствующих. Генерал Тихомиров, не проявив любопытства, слабо мазнул по его лицу взглядом, и ровным счетом ничего не сказал. А еще двоими, имевшим для Кошкина интерес в рамках дела, были господин из Опекунского совета Ведомства учреждений императрицы Марии Федоровны – а попросту попечитель института Раевский Павел Ильич, состоявший в звании генерала-лейтенанта армии; и начальница института, единственная женщина среди присутствующих – Анна Генриховна Мейер.
Последняя была дамой лет за сорок пять, подчеркнуто-строгой, с плотно сжатыми губами и острым встревоженным взглядом. Держалась несколько особняком от мужчин и в разговор не вступала, но, Кошкин готов был спорить, слышала и подмечала каждую деталь в пределах видимости.
Павел Ильич Раевский, напротив, обращал на себя всеобщее внимание: он был рассержен случившимся и не скупился на эмоции по этому поводу. Лет ему, нужно думать, было около пятидесяти, но буйный нрав делал его как будто моложе на вид:
– Черт знает что происходит! – не стесняясь дамы, горячился он, вопрошая будто лично у Кошкина, – вообразить невозможно! Как будто на войне снова, ей-Богу! Ежели Его сиятельство граф вам доверяет, Степан Егорыч, то и я буду. Обращайтесь ко мне лично по любому вопросу! Чем смогу, как говорится… Но это безобразие нужно расследовать, нужно понять, что здесь вообще случилось, и как эти двое здесь оказались!
– Что значит – оказались? – переспросил Кошкин. – Насколько понимаю, там институтский лазарет, – он кивнул на помещение, до которого так и не дошел покамест, – а двое убитых – доктора. Где же им еще быть?
– В лазарете им и быть, но не ночью! Ночью сестры лишь остаются, да и то по койкам спят… А доктор среди них лишь один – второй уволен был еще осенью, его уж точно здесь быть не должно!
Кошкин удивленно поднял брови:
– Вы были знакомы с убитыми?
– Только в рамках служебной надобности… – Раевский чуть сбавил пыл и как будто уже недоговаривал. – Я делами внутри института не заведую, лишь финансированием.
– За что же был уволен один из докторов?
На простой вопрос Раевский ответить не смог – пожал плечами, будто сам недоумевал. Помогла Мейер:
– Я велю поднять архивы и сообщу вам в письменном виде,