Кладовщик. Константин Иванович Кизявка

что-то сказать, чтобы хоть как-то вернуть на место упавшую челюсть.

      – Мне понравилось. А шо, правда ты написал? Не брешешь?

      – Правда.

      – Молодца. Мне мало шо нравится из нонешних писателев, а это, по чесноку, прям хорошо.

      Долгие годы работы журналистом приучили меня не воспринимать всерьёз восторженные или, наоборот, презрительные отзывы окологазетной публики всевозможных мастей: доморощенных поэтов, писателей, сантехников, пенсионеров и домохозяек.

      Я перелопатил десятки тысяч стихов и рассказов, «жюря» всяческие местечковые творческие конкурсы на призы местных газет. Печаль моя в том, что если приложить судейскую «художественную линейку» к поэме «Во весь голос» Маяковского, поставить засечку по её поэтическому масштабу и условно разбить получившийся отрезок на десять баллов, а потом по этой шкале оценить всё прочитанное, то у этих товарищей за все годы самое лучшее, самое гениальное не потянет на тройку! И тройку можно поставить только тысячной доле процента от «представленного на конкурс». Твёрдые девяносто девять процентов этого, не сомневаюсь, душевного и прочувствованного, но всё же литературного мусора, не поднимутся выше единицы. И всё же самое печальное даже не уровень доморощенной поэзии, а самооценка этих поэтов. Практически каждый конкурсант мнит себя настоящим гением. Не пережив многолетних блужданий по лабиринтам стилистических проблем и синтаксических невероятностей, не примерив на себя философских концепций, отличных от их житейского восприятия бытия, не переболев страстью к богатствам языка и к яркости художественных образов, не прочитав никого, кроме школьно-рамочных Пушкина, Лермонтова, в редких случаях Некрасова, эти персонажи пускались в рассуждения о литературе, подобно моему кладовщику, раздавая налево и направо свои «по чесноку, прям хорошо».

      Когда я им говорил, чисто ради эксперимента, что сейчас прочту пробу пера начинающих поэтов, и цитировал лучшее из Бродского, Ахметьева, Ватутиной или забытого всеми Бернадского, они снисходительно хмыкали и говорили: «Слабо очень, просто примитивно, не дотягивает, точно не Пушкин». А когда зачитывал буквально тех же, с придыханием заявив предварительно, что это лучшая современная поэзия, они задумчиво многозначительно кивали: «Да, не Пушкин, конечно, но неплохо, прям хорошо». Вот и теперь я не сдержался и, затолкав поглубже разъедающий меня сарказм, спросил:

      – Но до Пушкина далеко. Да?

      – Тю! А шо, Пушкина тоже волновал поиск абсолютной истины в смешанных единоборствах? Не знал. Тогда бы, конечно, само собой, значитца, почитал бы. Не, ты не Пушкин, ты другой…

      Я посмотрел на него внимательнее. Всё тот же взгляд наивного работяги. Что же в нём не так?

      – Ты хотел про секреты рассказать, – напомнил я.

      – Да, хорошо. Ты, стал быть, продолжай пикать палет, а я буду тебе рассказывать про секретов. Их есть у меня. Добро?