дверцу, как в кабинет вошел Роберт. Я взяла со стола пакет и недовольно проворчала:
– Ну что ты, ей-богу, за мной по пятам ходишь… Займись лучше своей Светланой. Привез в дом девушку и совершенно не уделяешь ей внимание. Некрасиво как-то получается.
– Светлана не просто девушка, Светлана моя будущая жена, – обиделся Роберт и мельком взглянул на черный пакет.
– Мне совершенно безразлично, кем она тебе приходится, – резко бросила я и быстро вышла из кабинета.
Перескакивая через ступеньки, я выскочила из дома и вывела машину из гаража. Откинувшись на спинку водительского сиденья, старалась успокоиться, но до полного спокойствия было далеко. Я никогда не любила этот автомобиль, потому что в нем все напоминало об отце… В бардачке лежала кипа его рабочих бумаг, в пепельнице валялись его окурки. Даже на заднем сиденье красовался его малиновый галстук, до которого я так и не смогла дотронуться.
Положив пакет рядом с собой, я выехала на шоссе и облегченно вздохнула. Наверное, я и сама не ведала, что творила в данный момент, но твердо знала, что эти деньги играют решающую роль в жизни человека, с которым совершенно случайно свела меня судьба. Нажав на газ, я помчалась быстрее и, для того чтобы успокоить нервы, включила музыку на полную катушку.
Перед глазами вновь возник отец. Будь он проклят! Когда же наконец я смогу от него избавиться?! Мало того что он мучил меня при жизни, так он не отпускает меня даже после своей смерти.
Неожиданно вспомнился небольшой двухэтажный Дом ребенка. Я, маленькая девочка с короткими косичками, играю с такими же брошенными детьми, как я. Мы сидим на старом, допотопном, поеденном молью ковре и рассматриваем свои затертые игрушки. Я ловлю злобный взгляд нашей воспитательницы и опускаю глаза. Мы все называли ее мамой, но не потому, что нам так хотелось, а потому, что нас заставляли ее так называть. Я всегда боялась эту воспитательницу, потому что она могла наказать за любую провинность: поставить в угол, ударить или хорошенько оттаскать за волосы. Она называла нас подкидышами и каждый раз унижала каким-нибудь обидным словом. Когда нас выводили за пределы детского дома, я с любопытством смотрела на молоденьких мам, которые катали коляски с нарядными, разодетыми малышами. Они говорили им ласковые слова, дарили игрушки, целовали… Я верила, что моя мама тоже где-нибудь живет, она обязательно обо мне вспомнит и заберет при первой возможности. Она очень добрая, ласковая и очень сильно меня любит. Конечно, в душе я по-детски на нее злилась, но знала, что, как только она за мной придет, я прощу ей все на свете и прижмусь к ее груди. Но время шло, а мама по-прежнему за мной не приходила, и я вновь и вновь засматривалась на дорогие коляски и с завистью улыбалась чужим мамам. Воспитательница ругалась и отвешивала мне подзатыльники. Я тихонько всхлипывала, сжимала кулаки и опускала глаза.
По ночам, когда другие дети засыпали в полуразваленных кроватях, я поднимала голову и прислушивалась к каждому шороху. Как только до моих ушей доносились из коридора шаги, я вскакивала с кровати и приоткрывала