ты чего бродишь? А ну спать! – и как она только меня услышала! Вот храп свой не слышит, хотя про него вся деревня в курсе, а мои шаги – это пожалуйста!
– Таблетку меняю, эта плохая уже. Кусаются, – брякнула я первое, что в голову пришло.
– А, ну меняй и назад давай! Ходит она тут!
Делать нечего. Пришлось послушаться.
А на следующий день план созрел у деда.
Хитро мне подмигнув, он куда-то умчался, прихватив с собой магнитофон. А когда вернулся, подмигнул ещё хитрее и сказал одно лишь слово:
– Батарейки.
Кассетник перекочевал со стола, где я все время оставляла его на ночь, на мой подоконник.
Вечер был тихим, теплым. Прелесть, а не вечер. Дед обыграл меня в домино, а я его в карты. Бабушка заварила нам чайку на травах. Мы засиделись допоздна. А потом, довольные, разморённые и усталые, наконец разбрелись по кроватям.
Спать отчаянно хотелось, но деда подводить было нельзя. Зря, что ли, мы с ним все так хорошо устроили, чтобы бабушка покрепче заснула?
– Кхыр! Пыф-пыф-пыф-пыф-пыф…
Я тянусь к подоконнику, нахожу пальцем кнопку записи на магнитофоне, кассета щелкает…
Бабушка дулась на нас два дня. Надо же, какие мы, оказывается, неприятные личности! Такое провернуть! Но потом отошла. Пожалела нас. Да если б дед так храпел, она б ему… А потом даже напекла нам пирогов с капустой. Как без вины пострадавшим.
Я слушаю бабушкин храп уже который раз, и слезы бегут по щекам. Даже голоса ее не помню. А вот этот звук сохранился. И знаменитое "фью!" в конце записалось… Бабушки нет уже много лет. И я очень скучаю.
– Кхыр! Пыф-пыф-пыф-пыф-пыф… – губы шепчут в такт записи. Привет, бабуль.
Запись на кассете щелкает. Что же дальше?
3
– Кю-ка-ре-кюююю!
Вот честное слово, именно так он кукарекал! С невыносимой манерностью. И голосок-то был тошный, визгливый. Бывают визжащие петухи?
Слышишь порой кукареканье, и на душе веселей. Не кукареканье – песня. Сядет на забор этакий генерал, при шпорах да при мундире, и давай сочным зычным голосом заливаться. Под такие звуки и просыпаться легче. Эта песня тебя из сна как кавалер барышню выводит, аккуратно да под локоток.
Наш петух был не такой. И где только бабушка откопала это чудовище?
Во-первых, он был белый. А я, уж простите мне это, с детства любовалась разноцветными. Чтоб перо к перу, и все бронзой отливает, а на хвосте то зелёный всполох, то синий. Во-вторых, тощ как жердь. Не было в нем той степенной важности и дородности, которой славились деревенские петухи.
В-третьих, он отчаянно визжал.
Сядет утром на насест, сожмется весь, и давай орать этим своим противным голосом. Сирена, а не петух. Он даже развернуться во всю мощь первого "ку" никогда не мог. Все время так брезгливо, "кю" да "кю"…
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно