Грей наблюдал вещь страшнее незваного призрака – моральное разложение. Джеймс погибал на глазах, упиваясь собственным несчастьем. Грей отвернулся от него, нервно потирая шрам на переносице.
– Ты что делаешь?.. – низкий голос устало осекся.
В ответ раздался раздраженный вздох. Джеймс неуклюже зашевелился: отставил стакан, не без труда принял вертикальное положение. Грею не впервой было видеть его в таком состоянии. Каждый по-своему переживал бессилие после разрыва связи с Лорканом. Уже тогда Джеймс пристрастился к заполнению душевной пустоты выпивкой, но, надо признать, так плохо, как сейчас, он не выглядел ни разу в жизни.
За три года скитаний Джеймс отрастил волосы, и теперь они черными патлами обрамляли исхудавшее лицо, касались плеч. Его запросто можно было принять за уличного бродягу: тощий, с болезненно заострившимся чертами, щеки покрыла неопрятно спутанная борода. Покачиваясь, Джеймс брел, как человек в глубокой старости, искал опору, старался держаться прямо, но, похоже, в его хмельной голове мир следовал иным законам гравитации.
– Отвали, – он задержался возле Грея, – у меня все в порядке.
– Мы оба в курсе, что это не так.
О соблазнительности самообмана Грей знал не понаслышке и осуждал всякое его проявление, как и в целом страдальческий образ жизни.
– Ты можешь корить себя сколько угодно, но заливать проблемы алкоголем – удел не самых сильных.
В пьяном мареве карих глаз мелькнула какая-то мысль, Джеймс вперился в ночь за окном. Под звездным небом вовсю бесновалось море, с плеском разбиваясь в пену о песок пустынного пляжа. Место, далекое от проклятых холмов и скал. Его выбрала Нина.
Грей в сердцах одернул себя, подумав о Нине Стелманис. Над ее именем в этом доме нависло негласное табу, никто не хотел сохранять в душе щемящие чувства. Особенно Джеймс. Грей осторожно взглянул на него из-под бровей: безутешный демон стоял неподвижно, повернувшись к шуму волн.
Джеймс запутался. С тех пор, как он познакомился с миром иначе, по-человечески, его бесповоротно тянуло к новым ощущениям. Идея познать не разгаданные ранее чувства захлестнула подобно мании, и в провинции стало тесно. Существовало ли что-то более волнующее, чем любовь? Что-то приводящее в больший восторг, чем сумасшедшая скорость и рев байка в ушах? Долгие странствия Джеймс провел в поисках ответов, упустив то, что имел.
Он питал к Нине нежные чувства, жалел о своем выборе уйти, осознавал, что отпущенное им недолгое время провел в безрезультатных блужданиях – и вместе с тем ненавидел ее за тайну, которую Нина держала при себе до последнего. Жестокий факт, что она добровольно стала марионеткой Лоркана, не мог не вызвать эмоционального всплеска.
Теперь Джеймс не знал, что чувствовал. Что должен чувствовать, а что хотел. Он не справлялся с новым переживанием, не мог подавить ярость и отвращение, которые никак не уживались с любовной тоской и… надеждой.
Картина не из приятных.
Джеймс долго смотрел на горизонт, где тьма,