Возможно, интересующие ответы все-таки покинули свои схроны и посетили его, но, как и водится в глубоких снах, Трубадур тут же об этих встречах забыл, не успев ни порадоваться, ни погрустить.
Глава пятая
Трубадур хоть и предпочитал из соображений практичности моторные яхты, и даже владел одной – невеличкой, душой он всегда тянулся к парусникам. Правда, его больше привлекали обводы, иными словами – дизайн, а не воспеваемое поклонниками парусов единение с природой, переходящее время от времени в бескомпромиссное единоборство с ней же. Последнее обстоятельство, неизбежно сопутствующее любви к мореплаванию, категорически не нравилось Трубадуру вне зависимости от типа судов. Однако на мощной моторной лодке, справедливо считал он, больше шансов избежать встречи лицом к лицу со стихией. Во всяком случае, самому Трубадуру это не раз удавалось, и, судя по тому, что третьего дня мы болтали по телефону, – удается по прежнему.
Людей, обожавших утюжить под парусами зимние моря, он непривычно вежливо называл «безрассудными», поясняя удивленной публике: «Если бы среди этих странных граждан не было моих близких друзей, которым я задолжал много-много денег, то не сомневайтесь – зваться бы им полными «ебанько» или кончеными мудаками. Но обстоятельства, увы, сильнее нас».
Рискну предположить, что этим друзьям Трубадура весьма нескоро доведется узнать из его уст всю правду о себе, раз уж событие это напрямую связано с вероятностью урегулирования финансовых отношений. Надеюсь, что и со мной в ближайшие годы он будет, как и положено с кредитором, сдержан и кроток. Хотя романтика парусов никогда меня не увлекала, с детства побаиваюсь воды. Исключения делаю только для содовой.
– Под парусом в шторм… Это же форменный ад! Ни одному нормальному человеку не придет в голову туда соваться, если, конечно, это не единственный и последний способ заработка. Спасатель, к примеру. А чтобы вот так, добровольно, да еще за немалые, скажу тебе, деньги… Ты только представь себе: ветер молотит – кувалда вселенская, волны черные, вспененные, злобные… Мачту снесло, корпус трещит, скрипит, будто зубы крошатся… Внутри задраенной, заблеванной каюты – пара особей, бесполых от ужаса. Цепляются за что только можно, головы берегут, надеются, что они им еще пригодятся… – Трубадур явно на что-то отвлекся, я решил было угадать и подумал про мотоциклистов и шлемы, но поторопился. – Представил? Да, забыл про томик Бродского, чудом удержавшийся на полке. Не нравится Бродский? Хорошо, путь Твардовский, какая разница… Прости… Не тебе это я, Иосифу Александровичу… Офигительно романтично! Хочется воскликнуть: «Так держать!», – вспоминая детсадовского завхоза, который нас, мальчиков, учил писать стоя…
Каюсь, что я не совсем по-товарищески подверг цензуре экспрессивную речь Трубадура, однако, обладая толикой воображения, вы легко получите представление о его (и своем в том числе) запасе ненормативной лексики, удивительной кладовой