процентов.
Но у мужчин только один вариант – занять у кого-то из своих. Второй – заложить что-нибудь в мужском банке – я не рассматривал.
Можно еще пойти в один из общих банков, там, по слухам, есть шанс выцыганить как раз кредитную карточку из тех, которыми пользовались женщины… Но я заранее представлял, как на меня будет смотреть операционистка.
«Драгон» сиял – судя по всему, его не только починили, но еще и отполировали, и стало ясно, что он цвета темной морской волны. Я не баловал машину мойкой, не полировал ни разу за четыре года и потому почти привык, что автомобиль у меня черный.
А он – темно-зеленый! Красавец!
Внутри тоже сделали химчистку, и я с наслаждением сел в светлый кожаный салон. Пахло новой машиной.
– Сегодня будет отличный день, – уверенно сказал я.
До Ивановской коммуны добрался без происшествий, на въезде потребовали оставить машину на стоянке. Действительно, в коммунах бо́льшая часть улиц – пешеходные, и внутрь запускают только служебные авто, развозки и грузовые, ну и автобусы.
Запарковав «драгона», я с удовольствием провел ладонью по выгибающемуся мощному крылу и двинул в сторону администрации.
Но, не сделав и двух шагов, встретился взглядом с одним из уборщиков в розовой форме заключенного.
Он был выше остальных мелких нарушителей и выделялся среди них, как медведь в своре псов.
А еще это был мой покойный дядя Сема.
И он смотрел мне в глаза, не отводя взгляда, пока охранник не крикнул:
– Ну чего застыл? Мусор сам себя не соберет!
– Какой у него срок? – спросил я, подходя.
– Четырнадцать дней, два отработано. – Охранник облизнул губы, вставая с места. – Выкупить хочешь? Он должен будет дать согласие. Новые правила!
– Я согласен, – сказал дядя Сема, не переставая смотреть мне в глаза.
– Сколько? – уточнил я.
– Рубль семьдесят за каждый день. За двенадцать получается… Получается…
– Двадцать рублей сорок копеек, – произнес дядя Сема. – Двадцать один рубль для ровного счета.
– Двадцать два, и я сам заполню документы. – Охранник посмотрел на меня и усмехнулся.
Я достал бумажник и долго пересчитывал – вышло двадцать один семьдесят. Попросив подождать, вернулся к машине и выгреб там из бардачка горсть двадцатикопеечных, которые хранил для паркинговых аппаратов в центре.
– Еще бы копейками набрал, – проворчал охранник, но от денег не отказался.
Через четверть часа мне передали документы, по которым я имел право на использование работ Вани Изевича в течение двенадцати дней. При этом я обязался кормить его и соблюдать его право на восьмичасовой сон и двухчасовой отдых каждый день, а также на выходной не реже, чем раз в восемь дней.
– Ну привет, племянник, – сказал дядя Сема, как только мы отошли от будки охранника.
– И тебе привет, дядя Сема. Или как тебя сейчас звать – дядя Ваня?
Дядя Сема прикрыл глаза и остановился, я вынужденно встал рядом с ним.