лагере Академии наук СССР мне пришлось сталкиваться с разного рода негативными явлениями советского бытия, например, с антисемитизмом. Последний, как правило, обнаруживался в первую очередь со стороны других детей, а его накал и частота проявлений были не столь велики, как в пионерских лагерях других министерств и ведомств. Кстати, и спортивная работа в пионерлагере Академии наук была отлично организована. Кажется, в том же 1946 году руководила ею супружеская пара Федосеевых. Оба супруга были мастерами спорта СССР. Вместе с ними в пионерлагерь приехал, естественно, и их сын Олег, впоследствии серебряный призёр австралийской олимпиады (Сидней) в тройном прыжке. Но «вернёмся к нашим баранам» – моей страстной любви к классической музыке, любви, как уже писалось выше, неразделённой.
Да, успехов в фортепианной игре я не добился, но в это же время моя любовь к классической музыке, созданной на базе красивых мелодий, расцвела пышным цветом. Естественно, это моё притяжения к великой музыкальной классике касалось как симфонической, так и оперной её составляющих. И если подолгу сидеть за роялем мне редко когда хотелось, то оперные арии я мог горланить и вполне прилично воспроизводить посредством художественного свиста (был у меня и такой талант) с раннего утра и до позднего вечера. А уж поход в оперу (обычно в филиал Большого театра; сейчас в этом помещении находится Московский театр оперетты) становился для меня грандиозным праздником. До того, как мне исполнилось 16 лет, поход этот мог состояться исключительно в воскресный день утром и, разумеется, в сопровождении кого-нибудь из взрослых. Не стану перечислять, какие оперы мне довелось услышать за время моего обучения в школе, скажу лишь следующее. Некоторые спектакли, например, «Пиковая дама» Чайковского (это было весною 1951 года) навсегда врезались в мою память, и я до сих пор помню фамилии многих артистов, занятых в этом шедевре Чайковского. Так вот, Германа пел Георгий Нэлепп, Лизу – Наталья Соколова, Томского – Медведев, Елецкого – Селиванов, графиню – кажется, Вербицкая. Дирижировал спектаклем – Александр Мелик – Пашаев. Сцены в спальне графини и в комнате Германа (в казарме) буквально потрясли мою душу. Своими впечатлениями об этом спектакле я готов был делиться с кем угодно, в частности, даже с мальчишками из нашего двора, наивно полагая, что это будет интересно для них. Как же я был удивлён, когда один из жильцов моего дома, Володька Ярослав по кличке Чарли, охарактеризовал шедевр Чайковского как… дерьмо. Правда, почти тут же и поправился, увидев изумление на моём лице. Ну так во́т, моя страстная любовь к классической музыке и к опере, в частности, никак не могла способствовать хорошему отношению ко мне со стороны мальчишек нашего двора и учеников школы, в которой я учился. Возможно, я плохо скрывал своё презрение к ним, не способным понять, воспринять, восхититься шедеврами музыкальной классики. Ответом на это презрение было, естественно, усиление негативного отношения ко мне, желание унизить меня, преимущественно физически. Впрочем, для